Морос Цимгер Фон Принцип, Анафема Скверны (859 - ? гг. ЧЭ)

Морос Цимгер, Анафема Скверны, он был одним из подмастериев самых искусных алхимиков и чародеев Юргбурга, что со временем затмил их всех. Был одним из самых ведущих ученых старой империи в области смерти, реинкарнации и орудийных батарей. По своему могуществу был возведен к четырнадцати эпиллиархам самим Эдригаром Нетленным. Отъявленный искатель философского камня и повелитель VIII-го легиона Ревущих Смертоносцев. Морос предал империю, веря в идеи и правду воителя, став архипредателем и архиврагом.

Родился Морос в тени чумы Бал-Ду-Рога в 859 году в семье небольших, но почитаемых феодалов Цимгеров в портовом городе Юргбурге, на пересечении многих морских путей. С юных лет он был наблюдателем — жестокие болезни и смерть, пожирающие его близких, стали для него не просто горем, а предметом изучения и одержимости. Он внимал всем медицинским операциям, но видел их ограниченность и стремился проникнуть в тайны самой природы смерти. Отец Мороса, понимая дар сына, привлек для его обучения лучших мастеров алхимии из Каэр Дорэна. К двадцати годам Морос овладел не только искусством алхимии, но и политическими и торговыми интригами, управлял деловыми союзами Юргбурга и Каэр Дорэна. Далеко от имений юргбургских аристократов, за рекой Фоншдадт было то, что отвелекало могучий разум Мороса от политических и торговых дел, тень древних тайн и разрушенная движимая крепость Эркилианского леса манили его, тая в себе секреты технологий древних — возможно, дварфов или существ еще более могущественных.
  С 879 года началось его обучение военному делу — он понимал, что тьма надвигается, и вскоре разразится война. В 884 году вспыхнула война Аронии против Великих Домов, порождая движение Лансраада — врага монархии и власти. Именно в этих битвах Морос прославился как блестящий стратег и алхимик, создавший смертоносные огненные смеси, которые оттеснили врага, но и принесли горе ему самому — его отец пал в сражении, и Морос возглавил дом Цимгеров.
  К 887 году Морос стал почтенным алхимиком при дворе Юргбурга и продолжал сражаться с Лансраадом, раздиравшим Юргундию на части. Под его командованием армия смогла разбить легионы Центерума, повергнув одного из их вождей — Фогарта — в прах. Так молодой алхимик Морос Цимгер, чья судьба была переплетена с огнем и смертью, готовился к роли, что навсегда изменит лицо Империи.

В эти мрачные годы Морос стал не просто ученым и полководцем Юргундии, но и ключевой фигурой движения Лансраада — бунтарского союза, что стремился снести господство Великих Домов. Из всех эпиллиархов, властвовавших тогда на землях западной империи, лишь он поддался искушению Лансраада, провозглашая свободу угнетенных. Но истинной движущей силой для Мороса была не идеология — а выгода, власть и контроль над портами, без которых невозможно было удержать господство на море и получить доступ к сокровищам чужих земель. Все его расчеты рухнули с появлением на горизонте чуждой угрозы — Конвенцуса Йорд Аны, военного префекта с соседнего континента, что вторгся сначала в Аронию, а затем и в Юргундию. Морос, словно опытный охотник, изучал повадки врага, отбивал нападения на побережья, мешая захватчикам закрепиться. Но несмотря на его мастерство, технологии Конвенцуса превосходили все, что знали Великие Дома и даже сам Лансраад.
  В 891 году произошел предательский удар — Фогарт, один из вождей Великих Домов Центерума, предал своих союзников. Без боя он отдал западные побережья Юргундии и Центерума Конвенцусу, заложив фундамент режима Ундалы. В союзе с этими силами Фогарт сокрушил легионы Лансраада в Аронии, разрывая сопротивление изнутри. В то же время Юргундию и Аронию терзали племена орков из Аль-Ка-Ира, разбивавшие земли и разрушавшие хозяйства. Морос, видя невозможность удержать все фронты, принял тяжкое решение — оставить вассальные дома Юргбурга, Фонштадта и границ Даграу в обороне, бросив Аронию на растерзание врагам. Война превратилась в ад. Деревни и города горели в пламени восстаний и разрушений, но под давлением магических орудий и чуждых воинов силы Ундалы и орки не щадили никого. Арония была уничтожена, превратившись в пустоши, известные теперь как Аракис.
  Морос не желал такого исхода, но обстоятельства не оставили выбора. Его оборонительные линии спасли Юрбург и его окрестности, превратив город в одинокий оплот посреди разрухи. Война растянулась на долгие годы, и Морос занял место в управлении новообразованным город-государством, рядом с Великим Домом Белларди и несколькими переселенцами из разрушенных земель. Вместе они создали префекты Калантэ и Феннет Дремонтер — бастионы Малых Домов против наступления врага. Именно Морос первым заключил военный союз с Заветным Шератом — могущественной силой, что помогла оттеснить границы Ундалы от побережий Центерума и Юргундии. Конвенцус так и не сумел прорваться к Мглистым Горам, которые стали непреодолимой стеной на его пути.
  К 893 году Аронская Война завершилась: власть Ундалы утвердилась в Изриале и на западных побережьях, но зародилась тайная коалиция. Морос вел переписки с Саймаром Тимолеонтом и Корбеном Зоргхом — союзниками, связанных кровными узами и общей целью свергнуть Конвенцус и его режим. Эта дружба станет тем скрытым пламенем, что в последствии разожжет пламя объединения, когда Эдригар вернется в Центерум.

Путь Мороса к власти не был случаен — судьба, словно немилосердный кузнец, кулаком молота выковала его будущее с самого рождения, связав с титулом эпиллиарха. Как и его братья, он вырос в тени великих домов, но быстро стал не просто одним из них, а фактическим правителем земель Юргбурга. Его влияние, сначала как советника Великого Дома Белларди, а затем как военного соправителя, было гигантским и почти всесильным.
  Морос управлял экономикой, диктовал культуру, регулировал дипломатические отношения с соседями и руководил обороной. В каждом деле он был точен и беспощаден — пример для подражания и страх для врагов. Но за этим внешним блеском успеха скрывалась темная страсть — его безудержное погружение в науки, в которых здравый человек усмотрел бы лишь оккультизм, порой на грани безумия. Его алхимия раскрывала тайны жизни и смерти, а открытия открывали двери в миры, что многие боялись даже назвать вслух. Морос был одержим технологиями, как человеческими, так и забытыми дварфийскими машинами, давно покрытыми пылью веков. В руинах древних эпох он видел не просто обломки — там пряталась сила, способная перевернуть ход войны, оружие, что могло защитить Юргундию и Центерум.
  Время не отпускало Мороса. Каждый день его мысли возвращались к этой загадке: как воскресить мертвую машину, как вновь вдохнуть в неё жизнь? Он часами блуждал в мертвом Эркилианском лесу, исследуя бездушные механизмы, мечтая оживить древние дары темного властелина. Он был не просто алхимиком — он творил чудеса, исцеляя болезни, от которых умирали другие. Но цена этих чудес была сокрыта в тайнах, известных лишь узкому кругу избранных — тем, кому Морос доверял без остатка. Это были те, кто станет основой легиона Ревущих Смертоносцев — алхимических некромантов и садистов, оживлявших мириады трупов, чтобы сражаться за идеи Эдригара и Империи. Пока Юргбург держал оборонительный паритет с правительством Ундалы, Морос продолжал углубляться в тайны алхимии и некромантии, балансируя на грани закона. Хотя временами он понимал — закон теперь в его руках.
  Особенно часто он наведывался в Эркилианские леса, к останкам древних механизмов, пытаясь постичь секрет жизни, который ускользал от его разума. Когда в 895-м году впервые появился Эдригар и произнес свою легендарную речь во время восстания рабов Ундалы в Изриале, Морос почувствовал, как его мир пошатнулся. Впервые он ощутил нечто большее — не просто связь, а узу судеб, переплетенную с судьбой самого Эдригара. Словно незримый шепот говорил ему: «Скоро все изменится».
  Такую же связь ощущали и Саймар Тимолеонт с Корбеном Зоргхом — союзники и соперники, объединенные тайным знанием и кровным узлом. Ожидание грядущих событий томило всех, но вести с восточных земель Фласхагеля о появлении Эдригара и падении Тифлингских Монархий навевали страх и трепет по всему Западу. Морос знал — Эдригар рано или поздно придет, а его собственная задача не изменится: удерживать натиск Ундалы, защищать Юргбург и продолжать свои запретные поиски в алхимии и некромантии, расширять свои знания и развивать свою силу, ведь именно в этом кроется ключ к будущему…

В 907-м году ЧЭ наступил переломный момент — Эдригар, повелитель и полубог, явился в Юргбург с необъятным войском, сопровождаемый военачальниками и легендарными формированиями. Среди них выделялись жестокие и смертоносные отряды Залимановского движения: Красные Ежи — безжалостные охотники за головами, Дампирские Отродья — мрачные убийцы, питающиеся энергией жизни, и героические Волки Фамории, чьи уши всегда были настороже и когти — остры, как мечи. Однажды Эдригар раскрыл перед Моросом величайшую тайну — происхождение его рода, что восходит к самому богу. Морос осознал: он — сын Эдригара, рождённый в тени и скрытый от мира, предназначенный встать рядом с братьями по крови на путь величия и славы. Путь, открытый ему, был тернист и жесток, но хранил в себе пророчество новых свершений и неизбежность судьбы. Впервые Морос встречает своих кровных братьев, принимает их за спину и объединяется с армией Эдригара, чтобы устремиться на штурм Изриаля — сердца тех, кто противится Империи. В гражданской войне Центерума он сражается бок о бок с такими как Горумар, Варус, Деймос и другие эпиллиархи, против нумеритов Ундалы и орков Аль-Ка-Ира — кровавых захватчиков. Так начинается путь Мороса Цимгера — эпиллиарха VIII легиона, будущего соправителя Империи.

Во время войны Морос собрал вокруг себя выдающихся командиров, среди которых особо выделялся Морибундус Орфанта — будущая правая рука и меч легиона. К ним присоединились Верментус — мастер тактики и жестокости, Люкс Фалса — жестокий кузнец смертоносных механизмов и Кальциферн — эксперт в тёмных ритуалах.
  Морос Цимгер получил в распоряжение армию, которая вскоре стала основой легендарного VIII легиона — одного из стальных кулаков рождающейся Империи. Воинский состав легиона состоял из простых людей, но одержимых жаждой понять тонкую грань между жизнью и смертью. Под предводительством Мороса они изучали запретные искусства — искусственную некромантию. Они научились манипулировать жизнью, одурманивать мертвых и воскрешать их как марионеток, создавая бесчисленные армии нежити, готовые беспрекословно выполнять приказы. Эти мириады мертвецов ревели в бою, подобно неукротимому шторму, превращая битвы в кровавые вихри разрушения и ужаса. Ревущие Смертоносцы быстро заслужили свою репутацию — их гром победы и стон мертвецов эхом разносились по всем землям Империи, внушая страх и трепет врагам.

Этот крестовый поход стал первой масштабной и кровопролитной проверкой для Ревущих Смертоносцев — легиона, что под предводительством Мороса Цимгера открыл двери в ужасы некромантии и алхимии, ранее недоступные смертным. В ходе этих походов они не только проливали кровь врагов, но и непрестанно совершенствовали свои мрачные опыты, превращая мёртвых в неукротимые армии тени и ужаса. Противники падали, и имя Ревущих Смертоносцев стало синонимом неминуемой гибели для всех живых.
  Восьмой Легион, ведомый Моросом, создал свои самые смертоносные изобретения — алхимические бомбы, губительные и разъедающие, способные испепелять плоть и рушить всё вокруг. Эти чудовищные артефакты стали и щитом, и мечом для других легионов Империи, подпитывая их силы и страх перед врагом.
  Даже Эдригар, великий император и бог войны, не смел вмешиваться в тёмные эксперименты Мороса и его легиона. Их могущество росло, а тени некромантии проникали всё глубже. Скоро Морос и Ревущие Смертоносцы поддались на призыв Горумара — Лорда Волков Войны, сына Эдригара, который предложил союз в стремлении к славе и господству. С этого момента Ревущие Смертоносцы и Волки Войны неразрывно слились в кровавом союзе, вместе расширяя границы Империи и множа свои армии.
  Во время похода Морос не раз обращался к Эдригару с настойчивыми просьбами возродить забытые древние технологии, указывая на руины и механизмы, встречаемые на пути через Центерум и Юргундию. Его дерзость и знания пробудили интерес самого императора и эпиллиархов. Имя Мороса и его легиона гремело по всей Империи, вызывая страх и уважение. Вступив в технодвижение среди эпиллиархов, он вместе с Коваными Жнецами и Волками Войны продвигал новые способы истребления врагов.
  Особый эпизод похода — судьба Заветного Шерата, города, предназначенного к уничтожению силами Ревущих Смертоносцев. Изначальный план Мороса был жесток: превратить Шерат в кладбище мёртвых и усмирить непокорных изуритов — изгнанников, обитавших на востоке от Центерума, на границе Юргундии. Но инициатива эпиллиарха Щитов Веры, поддержанная решением самого Эдригара, спасла город. Шератский поход Щитов Веры привёл к мирному присоединению города к Империи и подписанию компромиссного соглашения, которое удержало баланс между жестокостью и политикой.

Следующие кампании Ревущих Смертоносцев стали погружением в новые глубины тьмы и безумия. Адофаэрский Поход (922–926 гг. ЧЭ) принес в их арсенал ужасающие открытия — Морос и его легион начали бесчеловечные эксперименты над телами эльфов, изучая не только их анатомию, но и тончайшие струны души. Из этих мрачных опытов рождались существа, полуживые, полумертвые, несущие на себе печать безумной силы и неотвратимой смерти. Так легион Мороса превратился в культ жестокого фатализма, где философия смерти стала путеводной звездой, а поиски философского камня — безумным прыжком в бездну, приведшим к неизбежному предательству.
  В ходе Андаинского Крестового Похода (926–933 гг. ЧЭ) легион Мороса столкнулся с древними тайнами дварфов. Осваивая их забытые военные технологии, Ревущие Смертоносцы создали смертоносные алхимические орудия — «мандрагоры», артиллерии, вобравших силу природы и древней алхимии. Эти машины стали символом непобедимости и разорения, разнесшими ужас и разрушения по полям сражений Империи. Победа над Андаином открыла новые горизонты: разгадка тайны воскрешения древних машин, рассеянных по Центеруму и Юргундии. Дварфийские технологии принесли легиону новый вид брони и смертоносного оружия, а движимые крепости, пробужденные к жизни, стали ходячими огневыми бастионами, от которых содрогались враги Империи. Восемь исполинов брони, вздымающихся над полями сражений, как гневные боги войны, проложили свой путь сквозь ряды врагов. Их тяжелые шаги сотрясали землю, а пламя их орудий пожирало всё живое на пути. Это зрелище — восемь ходячих крепостей, объятых огнём и дымом — осталось в памяти тех, кто был свидетелем, навсегда отмечая эпоху беспрецедентной мощи.

Во время этого триумфа Морос находился среди курганов Андаина, помогая штурмовать хребты Акелы и брать Дун Ангор. Его путь лежал к Мортвиллиону — городу-крепости, где он должен был увидеть один из величайших моментов истории Империи: коронацию Горумара, нового Воителя. В этом триумфе участвовало восемь эпиллиархов и лучшие командиры, среди которых был и сам Морос. Эдригар воздвигнет корону над Горумаром, знаменуя новую эру в истории.
  Многие легионы отвернулись от Ревущих Смертоносцев, потрясенные жестокостью их методов. Империя Эдригара, несмотря на суровый запрет на некромантию, молчала, позволяя Моросу и его людям продолжать запретные эксперименты. Даже Эдригар, хранитель света и порядка, не мог остановить эти темные силы. Он скрывал эти ужасы в тенях своей власти, осознавая, что противостоять им сейчас невозможно. Это было время, когда колесо истории крутилось безжалостно, а мрак и безумие Ревущих Смертоносцев продолжали прокладывать свой путь.

С темной тенью, нависшей над Ревущими Смертоносцами, начался Освободительный Крестовый Поход, направленный на изгнание орков Аль-Ка-Ира с священных земель Юргундии. Эдригар вновь призвал своих верных воинов, чтобы противостоять полчищам, угрожающим Империи. Но для Мороса и его легиона это была не просто война — их мертвые легионы обрушивали на врагов невообразимую ярость, уничтожая не только захватчиков, но и каждого, кто осмеливался предать Империю. В их глазах не существовало пощады — любой, кто отвернулся, был обречён на погибель.
  В мракобесном 937 году Морос узнал о древнем поселении в Тихолесье — Фъёлнисдорфе, где скрывался артефакт страшной силы и проклятия, дарующий бессмертие. Однако понимал он и опасность — и потому послал туда когорту Волков Войны под предводительством Людвига Дейтериха, чтобы добыть Тихолесский Пагубный Клинок.
  Артефакт оказался губительным. Все, кто прикоснулся к мечу, были осквернены и искажены — когорта Людвига превратилась в безумную нежить, обратившую оружие против своих же. В жуткой битве в долине Одиннадцати Крепостей — Перстах Теофрагнуса — Легион Клинков Смирения сокрушил изменников. Меч был забран Горумаром и скрыт от посторонних глаз.
  Политика Мороса в войне оставалась жестокой и безжалостной, все дальше отходя от принципов Эзотерического ордена Эдригара — куда входили и другие эпиллиархи, и мудрые провидцы Каэр Дорэн. Теперь Морос действовал почти в одиночку, лишь под руководством Воителя, двигаясь по своему мрачному пути, неся с собой холодный расчет и неукротимую жестокость.

Когда пыль Освободительного Крестового Похода начала оседать, империя собрала своих лидеров на Маухурском совете — событие, которое должно было определить будущее магии в Империи. Магия, некогда инструмент могущества и вдохновения, теперь превратилась в угрозу, которую многие боялись признать. Войны, алхимические смертоносные машины и ритуалы, ведущие за грань жизни и смерти, — всё это стало неотъемлемой частью военной машины Империи, но и предметом глубокого разделения.
  Для Мороса этот совет был испытанием. Магия была основой его легиона, стержнем Ревущих Смертоносцев — их сила и проклятие переплетались с алхимией и некромантией, которой официально было запрещено заниматься. Слушая голоса противников, Морос чувствовал, как под его ногами рушится почва — запрет означал бы конец его исследованиям, конец его наследию. Легион, что он создал, не мог существовать без магии.
  Ревущие Смертоносцы не смирились с этим решением. Их голоса звучали как рокот грома — непоколебимы и яростны. Магия и алхимия были их единственным оружием в этом мире, где смерть была лишь началом новой войны. Но большинство легионов Империи поддерживали запрет, и Империя оказалась на пороге раскола, разрываемая внутренним конфликтом.
  Поглощённые войной и жаждой бессмертия, Ревущие Смертоносцы всё глубже уходили в тьму, в опасные эксперименты и создание ядов, смертоносных смесей, превращающих поле боя в ад. Они уже давно перестали быть просто частью Империи — они стали её тенью, порождением, которое нельзя было изгнать.
  И в этом вечном мраке, где магия переплеталась с войной, порочными союзами и тёмными артефактами, судьба Ревущих Смертоносцев была предрешена — война, смерть и безумие стали их единственной истиной.

После окончания Освободительного Крестового Похода Эдригар возложил на Мороса Цимгера управление Юргундией — землей, в которой тот обладал и опытом, и глубокими знаниями. Великий алхимик, творец имперской артиллерии и смертоносного алхимического оружия, Морос продолжал развивать боевые технологии, укрепляя своих командиров и когорты. Мирная жизнь людей Империи перестала волновать его — теперь он желал постичь военное искусство во всей его жестокости и совершенстве. Поиск философского камня, эта темная и безумная цель, велась им неустанно, скрытая от глаз мира. В тайных лабораториях он проводил эксперименты, невиданные и непостижимые для простых смертных.
  Некромантия давно стала его уделом — он не просто изучал мир теней, он стремился постичь живую плоть, истинную жизнь, неподвластную смерти и разложению. Но эта форма нежити, что держит разум в рабстве, его не устраивала. Ему нужна была высшая сила — бессмертие в самом человеческом облике.
  В это время Морос сблизился с сенатором Салазаром Волигом, чьи знания абсолютной некромантии и тайн воскрешения были столь же глубоки, сколь и опасны. Волиг, подобно тени, направлял Мороса, шептал ему тайны, что давали доступ к запретным знаниям. Вместе они плели паутину алхимии и тьмы, а Морос крепко держал связи со всеми легионами-завоевателями, особенно с Воителем Горумаром, который безоговорочно поддерживал идеи господства Мороса на поле брани.
  Однако отношение Мороса к растущему религиозному фанатизму Империи оставалось загадкой. Одни шептались, что ему безразлична вера, другие — что он презирает Высший Порядок, возводя в культ собственное эзотерическое учение алхимии. Деяния Мороса на полях сражений и в правлении Юргундией подтверждали этот взгляд.
  Тем временем внутри восьмого легиона набирали силу разногласия. Жестокость и холод Мороса вызывали недовольство когорт, многие из которых чувствовали себя забытыми и отвергнутыми своим повелителем. Среди башаров когорт — Морибундус Орфанта, Верментус, Люкс Фалса и Кальциферн — зарождалась борьба за влияние. Эти четыре тирана притягивали к себе лояльность когорт, формируя теневую оппозицию.
  Но даже среди них, на удивление, находился Морибундус — ближайший из доверенных и одновременно самый жестокий фанатик Мороса, его личный телохранитель и меч легиона. Эта двусмысленная связь была словно тонкая нить, натянутая между абсолютной преданностью и коварной борьбой за власть, оставляя легион на грани раскола.

В тяжёлые годы 945–950 гг. ЧЭ, во время Восточного Крестового Похода, Ревущие Смертоносцы, ведомые своим повелителем Моросом Цимгером и Воителем Горумаром, шагали по следам кровавых завоеваний. Их мечи и алхимия сметали преграды — взяли Темнолесье, сокрушили крепости Сагунта и покорили Траинград. Ни один ужас Лихолесья — мрачной долины Воя — не смог остановить их. Там, среди беспросветных лесов, под раскатами грома и всполохами молний, где звери и чудовища пустошей разносили ужас, Ревущие Смертоносцы заложили основы земель Пресиды Магнитудо — мест, наполненных кровавой силой и отравляющей тьмой. Легион мог бы заявить о своём господстве в мире, но в их сердцах горела лишь бесконечная жажда разрушения.
  В тех же тенистых зарослях Темнолесья Морос Цимгер погрузился в изучение культов, поклонявшихся мраку и теням, уходившим за грани мира живых. Там он искал тайну философского камня, ключ к истинному бессмертию — но ответ всё ещё оставался за гранью его досягаемости.
  Ревущие Смертоносцы сражались не только с орками Черного Легиона и гигантами долины Воя, но и с ожившими ужасами пустошей, вызванными мракоборцами тёмных сил. Но чем дольше длилась эта война, тем отчётливей становилось понимание — она превратилась в бессмысленное кровавое колесо. Они устали, эти воины, порождённые войной и безумием, — каждый удар их клинков был шагом в бездну отчаяния. Но Моросу было плевать. Он шагал вперёд, ведомый своими тёмными принципами, алхимическими экспериментами и непоколебимыми приказами Воителя.
  После множества испытаний и создания Пресиды Магнитудо, Морос горько оплакивал падение Магнуса Великодушного, башара 8-й когорты — Волков Войны. Но его верность Воителю и Империи оставалась непреклонной.
  В 950-м году ЧЭ они достигли Гердонии — последнего рубежа перед пустошами Аль-Ка-Ира. Морос сдерживал наступление врага, направив свои верные когорты поддержать Волков Войны. Но тогда случилось непредвиденное. Предательское отступление открыло тылы Волков Войны, и когорта телохранителей Горумара пала, а затем погиб и сам Воитель.
  Морос Цимгер был потрясён этим предательством — он не ведал о заговоре, который рвался сквозь имперские ряды. Легион, некогда клявшийся на верность своему вождю, оказался свидетелем того, как их идеалы и верования рассыпались в пыль. Но судьба оказалась милосерднее, чем казалось. Через три дня, с помощью темных шаманов Лихолесья и колдовства Фогарта Хтурна, Горумар был воскрешён. Он вернулся, обратившись к Моросу и Ревущим Смертоносцам с тяжёлой правдой о предательстве. Горумар поведал о коварстве легионов, скрывающихся в Пресиде Центерум, и о том, что Империя разрушается изнутри, под тяжестью интриг и предательств.

Возвращение Горумара стало началом его Ереси — одного из самых мрачных и кровавых периодов в истории Империи. Вместе с Черным Легионом, Коваными Жнецами, Кровавыми Чемпионами, Ревущими Смертоносцами, Императорскими Кобрами и Волками Войны он объединил силы, что внушали страх и ужас. Морос Цимгер содрогался от видений и слов двух братьев — Горумара и Фогарта. Он слушал, как они срывали покрывала лжи, которые некогда развесил Эдригар, а теперь — великие дома и Легио Триумвират, братья в сердце Империи, разъедали её изнутри.
  Горумар был рожден для войны, но сама война изменила его до неузнаваемости. В его глазах больше не горел огонь праведности — там была только ледяная решимость. В решающий момент он отверг все прежние принципы и объявил, что Эдригар — его собственный отец — стал предателем. Предателем, нарушившим священный кодекс Инсиктуса, закон войны. Горумар провозгласил, что Империя утратила своё величие, а те, кто прячется в столице, заслуживают лишь уничтожения. И Морос, несмотря на все сомнения, согласился с этими словами.
  Позже Горумар открыл Моросу Цимгеру тайну — поиски бессмертия близки к завершению. Воитель знает и место, и цену: Цитадель братства легионов в Сагунте станет ареной финальной битвы, а цена — жертва легионов, что последовали за Легио Триумвиратом.

- Легенда о том, как пали во тьму могучие воины империи.
 
  Когда Воитель Горумар принял палантир — древний артефакт, дарованный самим Фогартом, — тьма вокруг него сгустилась, будто сама Вселенная на миг задержала дыхание. Камень, подобный всевидящему глазу, взирающему сквозь ткань миров, сулил раскрытие врат в неизведанные измерения, доступ к потокам Мира Теней и благословения загадочного божества, известного лишь как Ул’Маал. Но никто из собравшихся не мог предсказать, какую цену потребует эта власть. В те темнейшие часы Гердонии эпиллиархи и их свиты молча наблюдали, осознавая: их вера дала трещину, и настал миг, когда судьба мира начала принимать новые, пугающие очертания. Рыцари Смерти — Мориан Рогатый и Кур На’Маэлх — также присутствовали на зловещем совете по приглашению Воителя. Однако ни надежды, ни благоговения они не питали, считая этот союз сомнительным и малозначимым.
 

"Никому из смертных не удавалось понять потоки Внешнего Эфира и тем более обуздать его!"
 

- Кур На'Маэлх, Верховный Рыцарь Смерти

  Кур На’Маэлх с холодным скепсисом взирал на пророчества и новых союзников, особенно на надменного Горумара, вознамерившегося протянуть руку к измерениям, о которых он сам слышал лишь вскользь из древних легенд и запретных хроник.
  На Гердонском Совете воины и тёмные маги наблюдали, как Горумар, сжимая палантир в когтистой ладони, а в другой держа Сифал Модгуд — великую булаву, шагал в центр круга, высеченного из камней, исписанных проклятыми рунами. Ветер внезапно пал, воздух стал вязким и тяжёлым, будто сама реальность начала трескаться по швам. Вокруг стояли Морос Цимгер со своими башарами, включая Морибундуса Орфанту — одного из виновников грядущего, Варус Эймрейс со своими соратниками, Фогарт Хтурн с богохульными жрецами и башарами-полководцами, среди которых был Леран Мальстрем, рыцари смерти Чёрного Легиона — Мориан Рогатый и Кур На’Маэлх, шаманы Лихолесья, заклеймённые безумием, и орки-заклинатели, топтавшиеся далеко за пределами ритуального круга.
  И где-то среди этого мрачного конклава стояла тень в тяжёлом доспехе с двумя узнаваемыми рогами — Деймос, взирающий на ритуал сквозь собственный палантир из Керлион-Дура. Все взгляды были прикованы к магической сфере. Палантир казался стеклянным и наполненным постоянно меняющимся дымом. Чем дольше они вглядывались в его глубины, тем сильнее их взор проваливался в слои бескрайнего моря, изрезанного вечными бурями. В вихрях и облаках проступало эхо иных миров — зов, от которого холодело сознание. Затем раздались голоса, чёткие и множественные, отражающиеся в умах присутствующих, и тогда они явились.
  Тектонические сущности скрывались за бурями, их аморфные тела застилали пространство; они жаждали, они были голодны, они были яростью, лишённой меры. В этот миг Горумар ощутил вибрацию в правой руке. Он поднял когти Модра над палантиром и сжал их, пытаясь подчинить колебание своей воле.
  Вдруг палантир вспыхнул холодным голубым светом, и пространство вокруг воителя искажалось, разрывалось на части — казалось, что границы между мирами рвутся, как ткань под натиском невидимой силы. Палантир стал обретать багровые и яркие алые оттенки с отсветом молний внутри самого камня. Горумар впервые заглянул в бездну — в бурю, что бушевала на краю всех измерений, в пространство за пределами жизни и смерти, где шли войны теней и разыгрывались битвы богов. Там обитали сущности, от вида которых кровь обычного смертного застыла бы в жилах: духи без лиц, демоны хаоса и безумия, за которыми тянулись тьма и вечная боль. Те самые аберрации, о которых эзотерический орден Эдригара упоминал лишь тенью намёков. Горумар понял, что именно стремился скрыть его отец и его тайные сподвижники. Его взгляд вырвал могущественную магию из перегретого камня, что разрезала пространство неподалеку от места ритуала, все продолжали смотреть за моментом истории, который никто не мог понять точно, и каждый воспринимал его по своему.
  Воитель и остальные наблюдали в разрезе жуткие образы неописуемых ужасов и безграничной бури, что стирала само время, приближаясь к разлому времени и мира, Горумар узрел серые воды, нет... океаны душ, всех умерших и всех, кому суждено умереть. Они плыли, закручиваясь в гигантские водовороты, унося память, свет и жизнь в иные измерения. Великие океаны душ разделяли миры и Горумар направлялся туда в одиночку, видя свою судьбу, он шагнул в бездну через разлом и оказался на островке, плывущем по безумию и мертвым океанам душ. Бури и шторма разрывали воздух и неустойчивую материю в серых океанах, огромные потоки ветра уносили души в верхние слои этого океана, когда Горумар посмотрел на верх он узрел еще уровни с другими океанами, уходящими за горизонты реальности. В облаках и туманностях вокруг он узрел тектонические щупальца и тела жутких и непостижимых тварей. Он чувствовал резонанс с этими жуткими тварями и бурями, что начали кружить вокруг него. Шторма начали усиливаться, ветер стал закручиваться, туман сковывал его взор, что он не мог видеть дальше, чем на десять метров от себя, Горумар оказался в эпицентре великой бури, его испытание началось. Он провел когтями Модра по воздуху и увидел, что буря могла повиноваться ему, но он чувствовал сопротивление и диссонанс во всех своих действиях. Все остальные, кто остался за гранью разлома, могли лишь наблюдать сие божественное явление, они не могли догадываться через что пройдет воитель.
  Через туманы и блеклые образы Горумар узрел своего врага в сером вихре, на него выскочили разъяренные воины, а сам он узрел, что был без собственной брони. Он снова испытал чувство предательства, когда от него решили избавиться в пустошах Сагунта. Они накинулись на него с топорами и мечами, что бы изрубить он вступил в схватку с голыми руками, одного за другим он разрывал в ходе сражения, адаптируя свой стиль боя с каждым новым оружием. Затем на него выскочила тварь из ямы, которую он победил еще в юношестве, Горумар был лишь в одних штанах, разорвав снова эту тварь он накинул ее сорванную шкуру себе на плечи продолжив свое испытание. Затем на него накинулись еще несколько таких же тварей, которых он разрывал одну за другой. Вскоре он заметил, что его оружие и броня постепенно возвращались к нему. Сифал Модгуд он выдернул из трупа фаморского великана, а когти Модра сплелись на его правой руке из серого тумана.
  Затем на него вышел Фаморский великан, чей взгляд попытался парализовать страхом Горумара, когда он подошел слишком близко к воителю, чтобы нанести свой сокрушительный удар, воитель нанес мощный удар булавой прямо по ноге великана, исполин склонился на колено после удара, затем Горумар нанес еще один удар булавой по колену и еще один по икрам, великан наклонился своей кривой, одноглазой мордой вперед, Горумар взялся за его лицо когтями Модра и содрал вместе с лицевой частью черепа, многие внутренности вывалились из головы жуткого великана. Горумар огляделся и увидел себя в окружении таких же тварей, началась кровавая бойня, где Горумар решил сражаться до последнего издыхания. Он считал это проверкой, испытанием, чтобы подчинить себе волю штормов внешнего эфира.
  Покуда продолжалась его битва, враги Горумара меняли свой облик от фаморских великанов, они менялись на юргундские племена, орков, дварфов закованных в гладкую броню и элефанты. В боях были ненавистные Горумару машины дварфов – стражи Андаина, зверские механические воины сокрушали броню и изнуряли боевой дух воителя. Однако помимо основного сражения, Горумар видел, что за этим спектаклем наблюдали сущности извне, их облакоподобные тела пролетали вокруг его битвы и бури, в какой то момент сражения с иллюзиями, Горумар увидел как в него пролетела сущность, он попытался остановить ее булавой и когтями, но ничего не выходило, вместе с ней через него пролетали потоки душ. Горумар чувствовал всю боль, горе и мрак неизбежной смерти мириадов мертвецов, проходивших через него. Голоса внешнего эфира резонировали у него в голове, их шепот отражался сотни и тысячи раз, сводя бесконечным шумом, сравнимым с гулким звоном колокола, что завис в своем ударном ритме.
  Сам же ритм битвы ускорялся, в какой-то момент, Горумар осознал, что сражается с самими бурями и сущностями внешнего эфира, не имевших формы и имен. Безымянные кошмары из иных миров поражали воителя, одна сущность за другой. Его оружие, броня, наполнялись энергетикой и бились в искрах и молниях, вены чернели, как и его глаза, а кожа бледнела от наступающих губительных сил, что проходили через его тело.
  В какой-то момент битвы с врагами, которых он видел и убивал в крестовых походах, заменились на его собственных империанцев, что шли за ним через все эти годы жестокой бойни. Когда настал момент продолжать ритм битвы и отражать нападения иллюзий, одна из них приняла облик эпиллиарха – Валемара, тогда рука Гора дрогнула и через него проникли еще множества вихрей душ и сущностей внешнего эфира, ситуация усугублялась, жизнь воителя висела на волоске от гибели, но он продолжал свой бой до конца.
  Ветер снаружи взвыл, и стены цитадели дрожали — казалось, что сама Империя взывает к спасению своего заблудшего в бездонной тьме сына. Но Горумар стоял один — одинокий воин противостоящий буре. Его крики прорезали ночную тьму, когда он рубил когтями Модра сквозь вихри иллюзий, сражался с тенями собственного разума и с врагами, что приходили из самых недр Внешнего Эфира.
 
 
  Раз за разом мощь бурь сбивала его с ног, кровь капала на черный камень, а палантир пульсировал, вызывая то раны на теле Воителя, то исцелял их. В павшей крови на поверхность земли внешнего эфира, из ее капель доносились голоса, что отражались эхом в голове Горумара, то были слова обещаний, клятв, братских уз, обещания данные отцу и империи, все это звучало насмешливо и казалось теряло смысл, никого больше не было рядом, только он и бесконечная бойня в месте без времени, больше ничего не имело смысла. Его сила заканчивалась, а бури набирали обороты вместе с бесконечными тварями, приходящими из бездны времен, штром сносил ослабевшего воителя с ног. Он выглядел слабее чем когда либо, старее, даже обессилив, он все равно продолжал вставать, чтобы исполнить предназначение, это была его судьба. Бури продолжили вместе с потоками вихрей душ сносить его с ног, и тогда кошмарная буря накрыла его полностью, он узрел далекие образы, это был отец – Эдригар, его братья Саймар, Гиленмар, Заллиман, Теофрагнус все они глядели на него с высока и все они отвернулись и уходили прочь, кроме последней фигуры…Эдригар смотрел на него, Горумар не мог разглядеть точно, что было с лицом отца, оно испытывало горечь или это было разочарование? И отец отвернулся, уйдя прочь и последние отблески света захлебнулись в вечной тьме. В какой-то момент ему казалось, что он пал — сердце его остановилось, и тьма поглотила его навеки. Взирающие вокруг на сие событие омрачились и наполнились отчаянием, мертвая тишина держалась вокруг ритуала, взгляд каждого поник, их судьба была неизвестна. Все эпиллиархи Каладана ощутили невероятную боль в груди, они почувствовали смерть.
  Но вдруг, как вспышка света среди непроглядной ночи, Горумар поднялся. Он почувствовал, как его поднимает нечто, это была сущность. Что спасла его от смерти несколько дней назад, она сдержала обещание и раскрыла его силу. В руках его булава сияла смертельным огнём, он поднял ее к верху и удары неземных молний отразились от нее к верху бури, когти Модра раскрывались, словно у зверя, готового вцепиться в саму судьбу, из них вырывались такие же искры, разрывающие клубы дыма и серого тумана, алые молнии. Палантир парил над ним, и буря усилилась, неся с собой разрушение и хаос.
  Горумар стал раскачивать булаву вокруг себя, и буря несмотря на не желание повиноваться, завертелась в ритм с команды воителя. Своими когтями он хватался за сущностей, аура вокруг воителя сгущалась и становилась мрачной, жуткой, божественной. Его глаза засияли ярким светом, с вырывающимися из них разрядами ужасающих молний, несущих в себе мощь его рода. Его размахи притягивали души и аберраций, он их пожирал и уничтожал своим присутствием. И затем из-под Горумара ввысь вырвался единый прямой поток света, что взорвался огромной вспышкой, что озарила все вокруг и всех, кто наблюдал за этой сверхъестественной битвой времен. В какой миг, все смотревшие ослепли, кроме эпиллиархов, что через яркую вспышку в благоговейном ужасе, продолжали всматриваться в невероятное изменение событий.
  Вспышка набирала обороты и становилась только ярче, в какой-то момент она стала ярче Астра Люминариум и ее свет пронзился через внешний эфир в материльный мир Тиранделиона, в этот момент все эпиллиархи Каладана узрели явление второго Люминариума. Это был апофеоз, Горумар смог обрести силу, способную свести ветра внешнего эфира в штиль. И наступил резонанс. Луны сдвинулись в великий парад и багровая Эпиметея озарила небеса, вмешательство Горумара изменило саму суть хода времени.
  И тогда свершилось — невероятное. Воитель поглотил всю бурю внешнего эфира, впитал её бесконечную ярость и разрушительную силу. Вопреки всем законам природы и богов, он подчинил шторм своей воле. Пространство вокруг успокоилось, и тишина стала осязаемой, словно сама Вселенная признала: этот человек — нечто большее, чем воин полубог. Горумар вышел из внешнего эфира, переполненный его энергией и энергией океана мертвых душ. Он стал избранным, воплощением силы, достойным божественного вмешательства. Легионы встали на колени, их голоса слились в единый торжественный гимн:
 

«Герой! Воитель! Избранный!»

  Легионы взирающие на чудо Гердонского совета узрели нового истинного бога, подчинившего себе бурю внешнего эфира и саму тьму. И в этот момент Морос Цимгер, стоящий рядом, видел не просто брата, а начало новой эры — эры, где смертные смогут бросить вызов богам и самим законам мироздания. Он стоял у основания совета Черного Легиона, слушал приказы Воителя, советовал боевые действия и вместе с Горумаром шел вершить судьбу мира.

Горумар вынашивал смелый маневр: переместить XIII-й легион и замаскированные под прочие XI-й, подступив близко к Сагунту. Но во время прыжка по внешнему эфиру что-то невообразимое захлестнуло их — тьма, изнанка миров, сожрала тех, кто не смог устоять. Не все империанцы пережили переход, а выжившие оказались измождёнными, сломленными. Лишь немногие удержали рассудок, и, тем не менее, они достигли пределов Сагунта.
  Израненные и бледные, легионы двинулись к Цитадели Братства. Именно это изнеможение стало их невидимым оружием: легенда о мнимом отречении от Воителя, ложная верность, позволили им внедриться в стены цитадели незаметно. Но не все души в легионах остались чисты — вера в Горумара пошатнулась, страх перед внешним эфиром овладел когортами. Те, кто пережил кошмар, начали сомневаться, а протесты против бессмысленных жертв набирали силу.
  Вторая когорта Волков Войны во главе с Тэрионом Кригом, шестая когорта Железных Кулаков под командованием Калибана и Эльриха из седьмой когорты Ангелов Надежды отреклись от безумного Воителя. Они отступили, укрывшись в крепости Тицин, надеясь на здравый смысл когорт Волков Войны и Ревущих Смертоносцев, что там оставались. Но их надежды оказались тщетными — те уже поклялись Горумару как своему новому властителю.
  В крепости разгорелась кровавая бойня. Отрёкшиеся держали оборону, и на какое-то время им удалось переломить ход боя. Но Морос знал: не все были готовы принять новую, темную истину. Среди защитников Тицина оставались когорты Ревущих Смертоносцев, верные Империи, а также когорта Волков Войны, Вестников Зари и Железных Кулаков — они отвергали новую религию Горумара. Морос подчеркнул, что одна из когорт Воителя, покидая поле битвы, направилась к Тицину, чтобы предупредить о предательстве и подготовить ответный удар.
  Приказ Мороса был ясен и немедленен. Команда пришла быстрее, чем ожидалось. Ревущие Смертоносцы открыли огонь — смертоносные яды и жидкий огонь обрушились на крепость. Дварфийские мандрагоры, заряженные алхимическим огнем и едким газом, стали грозным орудием разрушения.
  Крепость Тицин пылала, взрывалась и рушилась, стертая с лица Империи за несколько минут непрерывного залпового огня. Ракеты и снаряды не знали пощады — вместе с теми, кто отверг правду Воителя, погибло всё.
  Морос стоял среди пепла, холодный и непреклонный. Он поклялся: жалость и добродетель остались в прошлом. Впереди — война, в которой не будет пощады, война, что пожрет всё живое, чтобы очистить мир для новой эры.

Морос полностью погрузился в идеи Горумара и восстания. Вера в правоту нового пути открыла перед ним бездонные горизонты, к которым он теперь стремился всем сердцем. Он жаждал доказать свою ценность, безоговорочную верность и неизменность будущему режиму Горумара — не только как новому повелителю, но и как своему брату. С каждым сражением Морос всё больше терял остатки человечности, а его легион, словно тень, унаследовал это безжалостное стремление и жестокость.
  В 951-м году ЧЭ, когда Ревущие Смертоносцы уже окончательно погрузились в тьму Ереси, они совершили одну из самых кровавых и позорных геноцидов в истории Империи — в самом сердце Сагунта. Некогда процветающий город пал под гнетом безумной ярости восьмого легиона. Теперь Ревущие Смертоносцы не просто сражались с орками и враждебными легионами — они уничтожали всё, что было связано с их прежней верой и идеалами. В пламени и крови сагунтских улиц они безжалостно истребляли бывших соратников — Железных Кулаков и Вестников Зари.
  Грохот орудий мандрагор разрывал воздух, взрывы поглощали город в огне и пепле, а ядовитые пары из бомб восьмого легиона проникали в легкие защитников, медленно убивая каждого, кто осмеливался противостоять. Звенели мечи по костям павших, тела превратились в марионеток, поднятых с мертвой земли и связанных единой волей Ревущих Смертоносцев. С каждым боем легион всё глубже уходил в бездну — терял не только плоть, но и душу, отрекался от самого понятия человечности.
  Командование в этой кровавой бойне стало для Мороса сакральным ритуалом. В голове неумолимо звучали слова Воителя — обещание бессмертия, которое вот-вот станет реальностью. Резня в Сагунте была не просто жестокостью — это был путь, мост в вечность, к тайнам, скрытым за гранью жизни и смерти. На удивление, именно в этом аду Моросу удалось восстановить отношения с легионом — почти все когорты вновь признали его своим истинным повелителем, не ведая, какую страшную цену им придется заплатить ради амбиций лидера.
  После битвы Горумар одарил Мороса Тихолесским Пагубным Клинком — темным артефактом, пропитанным древним проклятием, способным искажать душу и разрушать волю. Этот клинок стал символом окончательной утраты человечности Мороса, началом его полного преображения. С ним в руке повелитель восьмого легиона стал не просто человеком — он стал живым орудием смерти, предвестником грядущего войска мертвых, вечно несущего тьму и разрушение.

С падением Пресиды Магнитудо и безжалостным продвижением братоубийственной войны на северо-восток — к Траинграду и Валинхоллу — Империя казалась обреченной на гибель. Горумар, словно живое олицетворение разрушения, крушил всё на своём пути, оставляя за собой лишь пепел и мрак. В его тени разворачивались ужасающие события, меняющие судьбы тысяч.
  Когда Черный Воитель передал Моросу Цимгеру Тихолесский Пагубный Клинок — древнюю реликвию, окутанную проклятием безумия и смерти — была предрешена судьба каждого, кто касался этой тёмной силы. Тот, кто вонзал этот клинок в собственную душу, навечно превращался в живой труп, пленённый злом, не имеющий пути назад. Морос Анафема, живое воплощение осквернения и тьмы, принял этот жуткий дар, навсегда изменившись.
  После уничтожения Сагунта и взятия Фейрхолда Горумар лишь усилил своё стремление к абсолютному разрушению. В момент восхождения на вершину своей тирании — когда он сверг Валемара — вспыхнула масштабная битва при Валинхолле. Город охватили волны пламени, мирные жители пали в огне, а то, что осталось, было лишь горьким пеплом, черной памятью о некогда славном форпосте Империи.
  И именно в этот час, когда пламя пожирало Валинхолл, к Черному Легиону явился Культ Скверны во главе с архиличом Могаргхом. Он предложил силу — страшную, губительную, но могущественную — взамен на тысячи душ и тела эпиллиархов. В ходе кровавого, дьявольского ритуала Могаргх принес в жертву тысячи живых человеческих тел, и из бездн тьмы возник древний Бъятис. Его сила запечаталась в теле и духе Горумара, наполнив воителя ужасной мощью и проклятием.
  Морос Анафема, уже поглощённый безумием Тихолесского Пагубного Клинка, также принял темные дары Бъятиса — в обмен на души Заллимана Ротта и многих тысяч других. С завершением ритуала воины восьмого легиона, одержимые этой зловещей благодатью, превратились в чумных умертвий — разлагающихся и распространяющих смерть везде, где ступали.
  Поглощённый безумием жертвоприношений, Морос жаждал всё большей и большей силы, всё глубже вплетаясь в тёмное божественное влияние. В 952-м году ЧЭ Ревущие Смертоносцы вместе с Коваными Жнецами обрушили на остатки Железных Кулаков новую волну смерти в Валинхолле. Город, символ порядка и мощи Империи, пал окончательно под натиском нежити и разрушения.
  Города падали, люди становились жертвами тёмного божества, превращаясь в живых мертвецов. Тела сжигали, а души приносили в жертву Бъятису, чьё тёмное влияние разливалось по земле, затуманивая разум и превращая живых в сосуды смерти. Морос наблюдал, как его воины теряют рассудок, сражаясь с невыносимой болью разложения, становясь орудиями проклятия.
  Но в сердце Мороса росло нечто страшное и величественное — сила, что могла приблизить его к тайне философского камня. Он чувствовал, что наконец приблизился к разгадке, что бессмертие — уже на расстоянии вытянутой руки.

Горумар замыслил нечто ужасное — стратегический удар по самому сердцу Империи. Его план был безжалостен и хладнокровен: направить Ревущих Смертоносцев на юг, в земли Пресиды Центерум, где располагались ключевые оплоты Империи. Цель — уничтожить один за другим бастионы имперской власти, а затем ослабить и сам Кайтейн — неприступную столицу, символ надежды и могущества.
  Морос, верный слуга и воин Горумара, подготовил лучших командиров для этого священного похода. Башары, возглавлявшие 2-ю и 6-ю когорты — Верментус и Кальциферн — получили высочайшую честь вести в бой грозных воинов восьмого легиона. К ним примкнули когорты тринадцатого легиона, безжалостные орки Черного Легиона, а также могучий Рыцарь Смерти Мориан Рогатый — неукротимая буря разрушения. Технологии дваргаров из Аль-Ка-Ира усиливали войско, превращая его в практически непреодолимую машину смерти.
  Их движение было стремительным и скрытным — благодаря переходам через внешний эфир, где пространство и время переплетались в хаосе, их наступление оказалось внезапным и смертельным. Они ринулись в земли Юргундии, чтобы сломить защиту Империи.
  Но Юргбург встретил их яростным сопротивлением. Силы X-го легиона Клинков Смирения, непоколебимые в своей верности Империи, сражались как львы, отбивая удары и нанося ответные. Битва была жестокой, и в ней пал Верментус, а вместе с ним — многие лучшие из восьмого и тринадцатого легионов. Поражение казалось неизбежным.
  Однако, никто из лоялистов не подозревал истинной глубины плана Горумара. Пока битва за город шла в лоб, тёмные силы уже проникали в его недра. Под прикрытием хаоса и грохота сражений, культисты Бъятиса, ведомые Кальциферном, прокрались в города Пресиды Центерум. Их цель была куда страшнее, чем захват стен — они приносили Скверну, чёрную и губительную, заражая сердца и души жителей. С каждым днём культ рос, поглощая сознание верующих, превращая их в бездушных мертвецов — нежить, кишащую в подземельях и улицах, разлагая всё живое вокруг. Города становились пустошами, мороком, нависшим над землёй, наполненным ужасом и смертью.
  Это был лишь первый шаг грандиозного плана Горумара — медленное, но верное погружение Империи во тьму. Юргбург и Дортмунд, когда-то цветущие города, стали мрачными символами разрушения и падения. Вскоре этот мрак охватит все земли Центерума, превратив их в поле для окончательного торжества Скверны.

Маневр с вторжением в Юргундию оказался не просто удачным — он стал решающим тактическим гвоздем, выигравшим время, чтобы пламя восстания Горумара разгорелось с ещё большей силой. Морос и Воитель знали: теперь — или никогда. Но судьба, словно злой ветер, несла лишь новые испытания.
  Слухи о поражении Деймоса в Керлион Дуре и последовавший позорный уход Варуса Эймрейса — одного из самых влиятельных и воинственных командиров — разрывали ряды повстанцев на части. Варус, отвернувшись от клятв Воителю, уводил за собой когортные отряды, стремясь спасти остатки легиона, уйдя через Руфанор к Азумгаду. Это было предательство, которое обжигало сердце восстания. Но Горумар и Морос — несмотря на ранение — сохраняли власть над Коваными Жнецами и Кровавыми Чемпионами.
  Демонизация 12-го и 13-го легионов вызвала трещину в хрупкой структуре восстания — для Воителя это был нежеланный знак. Он отвергал возвращение этих легионов под знамена Черного Легиона, опасаясь их измены и нестабильности.
  Морос Анафема — имя, с которым теперь шептали и проклинали в обеих частях Империи, — превратился в живое олицетворение смерти и разложения. Церковь Высшего Порядка, гневно порицающая некромантию, провозгласила его анафемой, и сам Морос, покрытый гниющей плотью и зараженный проклятием, стал воплощением архиереси.
  Его легион, изо дня в день теряя остатки человечности, продолжал своё безжалостное шествие — сначала в Пелайос, затем через горное ущелье Слезы Акелы, мимо неприступных крепостей Монтем Одиум. Там начинался следующий этап великого кошмара.

Монтем Одиум стал ловушкой для большинства сил Черного Легиона. Главный удар легиона Мороса пришёлся на обходные маршруты — лишь малая часть, 4-е когорты 8-го легиона, оказалась в сердце сражения, где судьба многих была предрешена.
  Во время Послания Каменного Ветра и разрушительного заклинания Горумара судьба забрала почти всех. Лишь немногие, искалеченные и измученные, выжили, навсегда оставшись пленниками кошмаров тех дней.
  Тем временем Морос вел свою десяти-тысячную армию через Тракт Тара, выходя из Тихолесья, где кровью и огнем пробивал дорогу через Персты Теофрагнуса. Один бастион падал за другим — все были уничтожены, словно безжалостный шторм, не знающий пощады. За ним тянулся длинный хвост мертвецов — сгнивших воинов, демонических созданий и разлагающихся тварей, опутанных чумой и проклятием.
  Долина Маухура, крепости Мидас Тиндала и другие оплоты пали, пропитанные ядом скверны и смертью. Города заполнялись безумными стонами умирающих, и вестники старых порядков — Доблестные Львы, Щиты Веры и Клинки Смирения — вступали в безнадежные сражения с армией нежити. Отступая и погибая, они проклинали имя Мороса и злобного Бога, который овладел им.
  В его жутком шествии, ставшем легендой и проклятьем, Мороса называли Озремотом — Повелителем Чумы и Анафемой Скверны. Он был настолько омерзителен иза разложения, что сама суть скверны, казалось, отвергала его. Но никто и ничто не могло остановить его путь к стенам Кайтейна — центру Империи и последней надежде света.

В 953-м году ЧЭ, когда тьма уже нависла над Империей, Морос Анафема отдал приказ, который навсегда изменил ход войны. Башар-командующий 4-й когорты Ревущих Смертоносцев — Морибундус Орфанта — был направлен в проклятые Мертвые Топи Тихолесья. Там, среди разложившихся болот и нависших над водой серых туманов, он обнаружил существо древней эпохи — гигантского зеленого дракона Сирраша.
  Когда-то величественный и свободный, он теперь превратился в олицетворение ужаса — его тело было осквернено и изуродовано. Черная магия Ревущих Смертоносцев, переплетенная с алхимическими и механическими извращениями, превратила живое чудовище в нежить, плененную в грубую, громоздкую механическую броню. Крылья дракона, некогда могучие и величественные, теперь представляли собой изломанные металлические лопасти, а его рев — обречённый металлический рык, наполнявший сердца противников страхом.
  Обуздать эту неведомую силу удалось Люкс Фалсу — главному из телохранителей Морибундуса. Вместе с отрядом верных, они взобрались на спину чудовища и слились с ним в единую живую машину разрушения, управляя им с точностью и жестокостью, недоступными даже обычному воину.
  Когда Морибундус вернулся с этим ужасающим гибридом нежити и стали, он представил Сирраша Моросу Цимгеру — Верховному Повелителю Восьмого Легиона. В разгар подготовки к решающей осаде столицы Империи, этот чудовищный зверь должен был сыграть ключевую роль.
  Шпиль Импийры — древний магический столп, стоявший на страже дворца Эдригара — был последним рубежом защиты от наступления Черного Легиона. Только благодаря силам Сирраша, теперь скованного и ведомого волей Морибундуса и самого Мороса, этот последний барьер мог быть сломлен.
  Механизированный дракон стал воплощением гибели и ужаса, мрачной тенью скорой катастрофы, нависшей над столицей, предвестником разрушения и конца светлого мира, каким его знали прежде.

С приходом Ревущих Смертоносцев в столицу Империи в 954-ом году ЧЭ, они направили весь свой удар на южные ворота, где началась страшная осада. Вдохновленные Горумаром, они атаковали бастионы, а дракон Сирраш с его всадником Люксом Фалса, обрушивал свою огненную ярость на стены, сжигая все вокруг, включая магический Шпиль Импийры. Однако сопротивление со стороны II-го легиона Доблестных Львов было жестоким. Эпиллиарх Гиленмар, возглавивший защиту, столкнулся с Моросом Цимгером на поле брани.
  Крики победы ещё эхом отражались в треснувших зубцах восточного бастиона, срываясь с уст истощённых солдат, как вдруг над окровавленным горизонтом у южных врат поднялась новая тень. От неё воняло смертью, как от открытой зловонной могилы. Морос Анафема — мрачный чемпион Чёрного Легиона, искажённый Скверной и пожранный чумой, выполз из клубов тлена, как ходячее проклятие. Его толстая броня кишела язвами, из-под щелей вытекал гной, а кожа, что проглядывала из разломов шлема, напоминала подгоревшее мясо, покрытое плесенью.
  Гиленмар шагнул навстречу кошмару. Один. Без знамен, без фанфар, только с мечом, что трещал от переполнявшего его света. Он знал, на что идёт. Он шёл не за славой. Он шёл на смерть.
  Удар за ударом, кость по кости, четкие удары в уязвимые зоны и выстрелы из самодельного орудия под щитом, смогли подбить гнилые конечности. Гиленмару удалось почти повалить гигантского эпиллиарха. Морос вопил, и с каждым его выкриком изо рта вырывались куски гнили и тьмы, оседая на камнях, плавя их. Его шипастый молот - Эрициус, проклятое орудие, напитавшееся кровью и гнилыми телами, впился в позвоночник Гиленмара, как гвоздь в плоть распятого. Хруст! — и Гиленмар осел на колени, скуля не от боли, а от ярости. Его ноги повисли, мёртвые, как трупы на крюках, и с каждым вдохом из раны вытекала чернильно-чёрная кровь, смешанная с клоками белого мозгового вещества.
  Обезумевший, он бросился вперёд, волоча своё тело, как мясную куклу. Он орал, как зверь, рвал зубами, бил головой, пока, наконец, не вогнал Цимгеру — свой клинок — прямо в его гниющее горло. Острие вышло через затылок с хрустом, а из рассечённой гортани рванул горячий поток сгнившей крови и червей. Морос хрипел, умирая — но даже мёртвый, он вонзал когти своего доспеха в спину Гиленмара, и что-то незримое, мерзкое, словно слизь проклятия, пролезло внутрь повелителя Доблестных Львов, лишая его рассудка.
  Гиленмар выжил, но стал тенью. Его колени были обглоданы, позвоночник — проеден, лицо — искажено муками. Он шептал во тьме, плевался кровью и молил о смерти, которую сам отнял у Мороса. Но он смог превозмочь всю боль, чтобы отступить к дворцу.
  А в небе над изуродованным полем битвы, дракон Сирраш, изрешечённый стрелами Доблестных Львов, рухнул с небес и вонзился в шпиль Импийры. Башня разлетелась, как стеклянный гроб, с грохотом обрушившись на легионы. Камни крошили тела, сталь разрывала мясо. Крики, будто стон мёртвой земли, разнеслись на мили. Там погибали и герои, и чудовища, и невинные, и проклятые — и никто уже не знал, кто есть кто.
  Это была не победа. Это было заклание.

После сокрушительного поражения под стенами столицы, Ревущие Смертоносцы оказались окружены когортами Щитов Веры под командованием непреклонного Мария Варгуса. Обстоятельства вынудили их к стремительному отступлению — отряды, измученные и израненные, двинулись в сторону Мглистых Гор и Мертвых Топей Тихолесья.
  Под командованием Морибундуса, оставшегося в живых после кровопролития, легион унес с собой тело Мороса Цимгера — некогда повелителя нежити, а теперь ходячего кошмара, который не уступал смертью и разрушением. Но смерть не смогла остановить Анафему Скверны. Морос, умирая, превратился в нечто страшное и иное — в демона, известного как Озремот.
  Это зловещее преображение стало символом окончательной победы тьмы над светом. Озремот не был просто трупом, он был воплощением проклятия, неотделимым от земель, на которых его похоронили. Ревущие Смертоносцы попытались погрузить тело Анафемы в глубокие болота и катакомбы древних селений, построенных ещё при правлении изуритов из Заветного Шерата. Но даже там, в забытых мрачных глубинах, Озремот продолжал существовать, словно живой призрак, вплетённый в саму ткань этих земель.
  Они пытались скрыть любое упоминание и даже малейший след его пребывания, но влияние Озремота простиралось далеко за пределы болот. Скверна проникала в каждый уголок, превращая топи в омерзительное гнездовище нечисти. Мертвецы и порождения тьмы, рожденные этой проклятой землёй, множились и расширяли своё влияние, превращая Тихолесье в безжалостную и опасную пустошь, где жизнь и смерть сливались в бесконечном цикле скверны.
  Отступление Ревущих Смертоносцев стало не просто бегством — это была начальная глава новой эпохи тьмы, где проклятие Озремота будет жить вечно, угрожая всему, что дорого живым.