Альгорн Зелиштайгер Фон Принцип, сумеречный клык (869 - ? гг. ЧЭ)

"Ужасам нет конца. Кошмары приходят, чтобы разбудить нас, и мы, чувствуя холодный пот, молимся, чтобы всё это было лишь сном. Но когда ты понимаешь — это не сон, когда жестокая реальность схватывает тебя за горло — вспомни обо мне. Я — твой воплощённый кошмар."

- Альгорн Зелиштайгер, баши-эпиллиарх XIV легиона Уходящих в Ночь,
обращение к инспекторам Красного Престола Западной Империи.

Альгорн Зелиштайгер – легендарный правитель ночных земель, владыка мучений и повелитель дампирских отродий. Сын нетленного повелителя, он был одним из четырнадцати эпиллиархов старой империи, повелителем легиона Уходящие в Ночь. Его известность пришла еще из времен Войн Монархий, наречивших его Сумеречным Клыком. Он был тенью имперского порядка, заложившего основы устрашения и наказания, приведших его легион к безумию, а позднее предательству во время Ереси Горумара.

Происхождение

Как и многие его собратья, Альгорн Зелиштайгер был рожден в годы Странствий Одержимого Илидара. Он появился на свет в бедной дворянской семье Зелиштайгеров в Левонии, на седьмую ночь Бедствия Семи Ночей в 869 году. Это было время, когда земли Рейвенфолта поглотили чудовища, и на весь регион обрушился массовый геноцид. Дом Зелиштайгеров — древний, малый, но гордый род, что веками проливал кровь в бесконечной войне с тифлингами монархий и монстрами Рейвенфолта. По легенде его дома, которую ему рассказывали родители их кровь была смешана с наследием первых вампиров, что наделяло его силой и проклятием одновременно.
Его детство было сурово и строго — до десяти лет он учился военному делу под присмотром своего приёмного отца, жестокого стратега, который воспитывал из мальчика воина без жалости и слабости. Но дом рухнул: разгромлен и разорён, семья бежала от одной угрозы к другой, не находя покоя.
Самым страшным испытанием стали плен и пытки рук дроу — темных эльфов, чьи жестокие кланы населяли ночные земли Рейвенфолта. Захваченный вместе с семьёй, Альгорн был брошен в тёмные подземелья, где время теряло смысл, а боль становилась единственной реальностью.
Пытки дроу не были просто физическими — они проникали в душу. Изощрённые методы заключали в себе каждую грань страха и страдания: холодные иглы, впивавшиеся в плоть с невыносимой острой болью; ядовитые пасты, медленно разрушающие внутренности; голод, что точил тело, превращая плоть в живой костяк. Но хуже всего были ночи — когда свет никогда не проникал в каменные камеры, и тишина разбивалась лишь зловещим шёпотом жрецов, которые насмехались над его страхами и мечтами.
Каждая новая рана казалась разрывом его человеческой сути, каждой каплей крови дроу пытались стереть его волю и память. Но именно тогда, в глубине этого ада, Альгорн ощутил божественный пульс, не дававший ему сломаться. Он видел, как перед ним рушатся стены реальности, и в этих трещинах рождалась сила — темная, холодная и беспощадная. Темные эльфы проводили ужасные ритуалы над его кровью, они изучали ее и произносили над ней заклинания крови, столь отвратительные и ужасные, что порой рассудок Альгорна мог надломиться. Месяцы ужасного заточения привели его к осознанию своего происхождения, как и сами дроу, Альгорн удивлялся, что его тело только крепло вместо слабости, а затем он стал замечать пробуждение силы, тени, что двигались сами по себе, не являясь отражением света свечей или ламп, это были тени его измученной души, что крепли вместе с его яростным желанием рвать и убивать всех этих мерзких тварей. Его тени, могли позволять двигать предметы, а его тело порой растворялось во тьме, но лишь частично, он стал фокусироваться на этой силе каждый день своего заточения.
Слёзы смешивались с кровью, но не было никого, кто мог бы их увидеть. Он чувствовал, как страх и ненависть переполняют его, выжигая последние остатки детской души. Когда его пытались сломить словами, он молчал — внутри горело пламя, жаждущее мести.

Побег и Осознание

Настал момент, когда дроу не могли больше держать его в цепях. С последними остатками сил Альгорн прорвался через коридоры темницы, проламывая деревянные и железные преграды. Его тело, измученное и израненное, стремилось только к одному — свободе. Своей силой он разрывал темных эльфов на куски, наслаждаясь кровавой баней и вкусом свежей пролитой крови и выдернутых органов. Когда наконец он вырвался наружу, его встретил хладнокровный рассвет ночных земель Рейвенфолта — первые лучи солнца, пронзающие воздух и землю. И тут началось настоящее испытание.
Лучи люминариума коснулись его кожи — и жгучая боль вспыхнула мгновенно, как огонь, опаляющий каждый нерв, каждую клетку. Кожа вспыхнула красными пятнами, будто пылающей бронёй, а глаза сжались от невыносимого света, слёзы закапали горячими каплями.
В этот момент Альгорн впервые осознал своё истинное происхождение — не просто воина, а существа, рождённого из тьмы и света, из крови древних вампиров и божественного наследия. Его проклятие и дар раскрылись перед ним в полной мере — боль и сила слились в единый огненный вихрь, заставивший его изо всех сил подавлять крик, рвущийся изнутри.
Он упал на колени, жадно вдыхая холодный ночной воздух, пробегая взглядом по небу, которое теперь казалось одновременно его врагом и спасителем. Боль была ужасной, но она стала свидетельством его истинной природы — чудовищной, сильной и вечной.
Это был момент, когда Альгорн перестал быть ребёнком и превратился в Сумеречного Клыка — тень, что выживает, карает и не знает пощады.
С этого момента Альгорн ушел в самоволку и скитался от города к городу, часто втягиваясь в беспорядочные стычки, из которых всегда выходил победителем. Однажды, он решил пойти по своему пути, став борцом за справедливость — но справедливости, которую он мог понять лишь через боль и насилие.

Восхождение и становление лидером дампирских отродий

В узких, затхлых переулках городов, граничащих с Рейвенфолтом и Руфанорскими Ветвями — города, давно покорённые тифлингами и погружённые во тьму, — родилась страшная легенда. Легенда о существе, которое стало воплощением смерти и страха — о Сумеречном Клыке. Его первые шаги были вписаны кровью и страданиями, в мире, где право вершилось насилием, а жизнь была лишь зыбкой формой слабости. Позже его центром жестокости стал город Мохария.
Альгорн — полубог, дитя проклятия и благословения — воспитывался в этой безжалостной среде. Его ненависть к тифлингам, мерзким тварям без жалости, жгла его душу, но истинная жажда рождалась в самой глубине его проклятой крови. Днём он впитывал шёпоты улиц, собирал осколки информации, а ночью становился хищником. Его жертвы не находили пощады: тела были разорваны на куски, а кровь наполняла его сущность силой и яростью.

Его имя звучало, как зловещий шёпот смерти — "Сумеречный Клык", "Полуночный Потрошитель". Страх и ужас сопровождали его след, а жители Мохарии платили ему дань через скрытых посредников. Но это было лишь началом. Его охота распространилась далеко за пределы Мохарии — Пелайос, Молех, Майрон, Блэкмор— каждый город ощущал холод его присутствия. Затем Сумеречный клык перебрался в северные земли Фласхагеля, его террор сокрушал фундаментальные принципы порядков Руфанорского Течения. Вокруг него возник Культ Клыка — мрачный, фанатичный, поклоняющийся его тёмной сущности, которую он сам ненавидел и проклинал.
Сила не остаётся незамеченной. Его деяния вызвали гнев и решимость великих героев. Заллиман Ротт, Теофрагнус Шпиль, Деймос Гримм и Варус Эймрейс — объединённые в братство, они дали клятву истребить Сумеречного Клыка.
Чтобы выстоять в борьбе с ними, Альгорн создал личную армию — Дампирских Отродий. Эти создания тьмы, пустые души, израненные и ожесточённые, безоговорочно подчинялись своему вождю, готовые разорвать любого, кто встанет на их пути. Отобранные из самых отъявленных разбойников, в венах которых текла левонсийская кровь. Уже тогда Альгорн познакомился со своим будущем соратником – Бальтазаром Цурихом, жестоким, деспотичным, маниакальным и хладнокровным, как и сам Альгорн и вторым другом, что станет первым башаром легиона – Люциан фон Сангрим, дампир-левонсиец, способный воин, жестокий, хладнокровный, рассудительный, и также как Сумеречный Клык имел способности в кровавой магии Мира Теней.
Отродья сокрушали войска героев, но гнев Заллимана Ротта лишь усиливался, требуя личной мести. Враги стали видеть в Альгорне не только врага, но и возможного союзника в грядущих конфликтах. В тени переулков Тальвинда, под скрипом старых крыш города, Деймос Гримм встретился с Альгорном, предлагая ему безопасность и власть среди последователей Руфанорского Течения — могучей силы, готовящейся к войнам. В обмен — полная лояльность и помощь в грядущих сражениях.
Так полубог, изгнанник и охотник, стоял на пороге нового пути — где тьма была его оружием, а боль — источником силы.

Объединение Заллимана, встреча с Эдригаром, Великая Миссия

В 896 году, в мрачных и сырых подвалах, скрытых от любопытных глаз, Деймос Гримм собрал совет — четыре силы, навеки связанные кровью и тенями: Альгорн, Теофрагнус Шпиль, Варус Эймрейс и сам Деймос. В их взглядах горел холодный огонь, но никто не знал, что именно решалось в те долгие часы, окутанные тайной и молчанием.
Альгорн встречал Руфанорское Течение с глубокой недоверчивостью. Опыт горьких предательств и лживых союзов выковал в нём стальной скепсис к любым объединениям, в том числе и к этому таинственному братству. Он знал, что любое обручение с властью — лишь ловушка, в которой губят волю и свободу. Но судьба распорядилась иначе.
Когда Теофрагнус и Альгорн вышли из темницы совета, в их глазах пылала не только уверенность, но и зародившееся понимание — понимание неизбежности нового пути. Теофрагнус, обращаясь к остальным, объявил, что Дампирские Отродья станут элитным подразделением Руфанорского Течения — орудием теней, призванным сломить врагов изнутри.
С 897 по 901 год их ночные рейды по землям Руфанора принесли страх и хаос. Дампирские Отродья — хищные тени, разрушали оплот врагов, рушили укрытия Малых Домов Фласхагеля и тифлингов, разрушая их опору и подрывая веру в спасение. Но в сердце Альгорна всё еще жила тень сомнения, не дававшая покоя.
И вот, в самый мрачный час 901 года, появился Эдригар — воин, чей облик и слова зажгли в душе Альгорна искру надежды. Этот загадочный странник, который сразу завоевал доверие Заллимана и его ближних, открыл перед Альгорном виденье на истинное предназначение — не просто служить в тенях, а стать ключом к Великой Миссии, меняющей судьбу мира.
Эдригар поведал о скрытых глубинах их родословной, о братьях, чей путь переплетен кровью и проклятиями. Он рассказал о миссии, что выходит далеко за пределы борьбы с тифлингами — о разрушении устаревших законов и создании новой империи, где власть держится на силе, страхе и неукоснительной лояльности.
Под его руководством Дампирские Отродья проникли в цитадели Королевских чародеев в Молехе и Пелайосе, разрушая старый порядок и сея смерть в сердцах врагов.
Но впереди стоял новый и более опасный противник — Правительство Ундалы с Западных земель за Чернорогим Хребтом. И Эдригар ясно дал понять: их Великая Миссия — не просто положить конец старому миру, а рождение нового, где порядок и закон будут единственным оплотом их мира.
Хотя как бы не звучали сладко слова его истинного отца, Альгорн понимал, что мир построен на хаосе и насилии, в том, в чем он разбирался слишком хорошо, и раз он необходим он примет правильное решение.
В этот момент, сквозь тьму и сомнения, Альгорн осознал свою истинную роль — не просто воина или охотника, а полубога, чье предназначение — стать живым орудием судьбы, несущим империи тьму и свет возрождения.

Конец Монархии

К 904 году Монархия тифлингов, некогда гордая и неприступная, рухнула под тяжестью войны и предательства. Последние бастионы движения Лансраада в Фласхагеле, были сокрушены под натиском меча Теофрагнуса Шпиля — воина, чей яростный натиск оставлял за собой лишь руины и пепел. Его клинок пронзал стены и сердца, и оборона рухнула словно гниющее дерево.
Заллиман, торжествуя победу, торопился назначить своих людей на посты власти в покорённых городах — но в душе Альгорна не было радости. Он ощущал, как его роль, пропитанная кровью и мучениями, несправедливо умалена. Его праведный гнев горел тёмным пламенем — он не мог смириться с тем, что труды и жертвы остались в тени.
Однако, вопреки воли Заллимана, Эдригар и Теофрагнус, понимая силу и значимость Альгорна, формально передали под его контроль ключевые оплоты — Блэкмор, Найтгейт, Ноксмир и мрачные улицы Мохарии. Этот шаг стал ударом для Заллимана: в глазах ветерана это было предательством, ведь эти земли он с трудом объединил, а теперь они отдавались в руки того, кого он не мог полностью контролировать.
Но Эдригар успокоил тревожного Заллимана, пообещав, что власть Альгорна и его Дампирских Отродий будет строго регламентирована и взята под неусыпный надзор. Лояльность, жесткость и беспрекословное подчинение — вот те якоря, которые удержат этот хрупкий союз от распада, а также их чрезмерное долголетие, которое сослужит достаточно до их возвращения в эти земли. Это была ложь, необходимая для достижения определенной цели Эдригара.
Так Дампирские Отродья стали неотъемлемой частью новой власти, но с их приходом началась и новая эпоха — эпоха кровавых конфликтов, террора и страха. Власть наместников Альгорна стала невидимым ножом, разрывающим древние устои Ночных земель Рейвенфолта, превращая некогда мрачные и жестокие земли в мрачное царство вечной тьмы дампирской диктатуры. Так был заложен Протекторат Бальтазара, вечного дампира, доверенного лица Альгорна. Бальтазар Цурих стал правителем Ночных Земель, пока Сумеречный Клык будет поддерживать империю Эдригара. Бальтазар учредил несколько префектов ночных земель в Мохарии, Ноксмире, Блэкморе, поставив там своих подчиненных, чтобы регулировать власть на всех землях.
Новые правители, чья жестокость подпитывалась амбициями и кровожадностью, медленно, но верно разрывали ткань мира, порождая хаос и неустроенность. Это был конец Монархии — конец старого порядка, погрузивший Рейвенфолт в бездонную тьму, откуда нет спасения.
И в этом хаосе Альгорн и его Дампирские Отродья заняли своё место — не как освободители, а как разрушители. Их роль была неизбежной, их присутствие — предвестником кровавой эпохи, где сила и страх будут править безраздельно.

Путь на запад, основание империи, становление тирана-истязателя императора

Альгорн шел в сопровождении братьев — братьев по крови и боли — вслед за Эдригаром, что возглавлял их путь на юг Каладана. Там их ожидал новый брат — Горумар. Но в этой встрече не было ни тепла, ни единства. Горумар отвергал природу Альгорна — ту тьму и зверство, что пульсировали в его жилах. Он видел в нем осквернение их высшего предназначения, недостойное их рода. С этим мнением разделялся и Заллиман — чье сердце было сковано гордостью и жаждой власти. Лишь Эдригар и Теофрагнус смотрели на Альгорна иначе, без осуждения.
В Залеме, городе теней и магии, Альгорн впервые коснулся истинной силы — магии. Не святой благодати, а бесконечного инструмента мучений, с которым он мог плести паутину боли и страха. Для него магия стала орудием террора, которое отзывалось в глубинах его черствой души. Эдригар не сдерживал его — напротив, он поощрял эти порочные замыслы, позволяя Альгорну раскрыть свои способности.
Путь пролегал через Юргбург и Изриаль, где к ним присоединились еще три брата — Фогарт Хтурн, Морос Цимгер и Саймар. Разные земли и судьбы, но одинаковая жажда власти и разрушения. Фогарт, священнослужитель, испытывал жалость к Альгорну, к его чудовищной сущности. Но Альгорн лишь усмехался и ковал из этого жаления еще более хладнокровную решимость. Он предложил Фогарту истинную власть — избавление от суетных тревог и мук сомнений. И Фогарт, оставив свою веру и прежние убеждения, принял сторону братьев, ведомых Эдригаром.

Гражданская Война

В годы гражданской войны в Изриале и Кайтейне Альгорн и его отряд творили зверства, сравнимые разве что с легендарными гонениями Бал-Ду-Рога. После торжества Эдригара Альгорн стал его личным тираном-истязателем. В 914 году он принял обеты империи и возглавил XIV легион Уходящих в Ночь — легион, чье имя внушало ужас и ставшее синонимом безжалостной расправы. У Альгорна появились значимые военачальники, башары когорт, Люциан фон Сангрим, Малахай, Вальтер Кизариц и прочие, что шли ярким огнем верности, и хоть его легион не был многочисленным, все его империанцы были чрезвычайно сильны и страшны в бою, но была у них и слабость к дневному свету, именно поэтому Уходящие в Ночь и приняли такое название, ибо их призвание служить империи в ее ночи, блюсти порядки даже в полной темноте, не пропуская неугодных прячущихся во мраке, и плетущих заговоры. И конечно, Альгорн не забывал про Бальтазара Цуриха, что остался в надзирание за ночными землями.

Становление империанцев и принятие управления над XIV легионом Уходящие в Ночь

После многолетних кровавых бурь гражданской войны, что пролилась над Кайтейном в 909-м году ЧЭ, на обломках старых порядков взошла новая власть — имперский режим, беспощадный и непреклонный. Альгорн, чьё имя уже становилось символом страха и железной воли, прошёл древний обряд и вознёсся до титула Фон Принципа — баши-эпиллиарха, верховного вождя и военного предводителя. Его отряд, когда-то лишь небольшой отряд тени, теперь был переформирован и оброс новой силой — стал полноценным XIV легионом «Уходящих в Ночь». Но в отличие от других легионов, набирающих в свои ряды солдат словно полевые цветы после весеннего дождя, рост легиона Альгорна был медленен и мучителен, словно растущая в темноте смерть.
Процессия перерождения — ритуал, которому должен был подвергнуться каждый новобранец, чтобы стать частью «Уходящих в Ночь», была делом страшным и таинственным. Новобранцы не просто становились империанцами — они должны были вобрать в себя кровавую сущность левонсийцев, стать наследниками самой природы Альгорна, принять тёмное и проклятое дампирское происхождение. Этот ритуал был не только пыткой для тела, но и испытанием для души. Мало кто переживал его — самые слабые гибли в мучениях, обжигаемых внутренним огнём и наваждением, а выжившие выходили из процесса изменёнными навсегда.
Те, кто прошёл этот путь, скрепляли свои жизни ужасными обетами — обетами безжалостности и маниакальной преданности, которых требовал сам легион и его владыка. Они становились живыми инструментами страха, лишёнными всякой жалости и тепла — ведь их сердца никогда не знали света люминариума. Они были вынуждены бродить в вечной ночи — в вечной тьме своей души, склоняясь перед волей Альгорна, неся смерть и тьму туда, где их призывали.
Альгорн часто смотрел на своих воинов с холодным, оценивающим взглядом. В их глазах он видел отражение своей собственной тьмы — пустоту и безумие, жажду крови и мщения. Для него эти создания были не просто солдатами, а воплощением ночи — ночи, которая не прощает, не щадит и не знает света.

"В их сердцах нет места для слабости, — размышлял он в тишине своего штаба. — Им не дано жалеть, ибо жалость — это роскошь для тех, кто не обвешан цепями прошлого. Мы — тени, и тени не знают пощады. Каждый из них — клинок, и каждый клинок жаждет резать без промаха. Их безумие — это наша сила. Их страх — наш союзник. В этом легионе нет места человечности. Только смерть и преданность. И я — их повелитель, их тьма и их свет".

Великие крестовые походы и рождение легенд об Уходящих в Ночь, 910 – 922 годы ЧЭ

Легион Альгорна — 14-й Легион Уходящих в Ночь — был не просто военной силой империи. Его задачей было подавление преступности, но не обычными методами. Борьба с преступными организациями и целыми гильдиями в узких, извилистых улочках городов требовала иного подхода — городской тактики, которую не освоил ни один другой легион.

«В этих тенистых переулках, где даже свет фонарей боится проникнуть, скрываются чудовища, питающиеся страхом и безнаказанностью, — думал Альгорн. — Обычный солдат здесь — как слон в посудной лавке, а наш легион — словно тень, что внезапно обрывает нить жизни».

14-й Легион становился легендой, о которой говорили из города в город. Собиратель информации, мастер диверсий и скрытного проникновения в логова преступных синдикатов, он устраивал резню изнутри, уничтожая врагов по частям, выжигая гнилое ядро криминального мира. Дампиры, стоящие во главе этого легиона, несли наказание, будто волею самой судьбы, беспощадно и без исключений. На улицах, где даже самые отчаянные бунтовщики знали — встретиться лицом к лицу с легионом Альгорна означало смертный приговор. Империя шептала легенды о нем, и страх становился оружием, не менее смертоносным, чем меч.
Во время Юргского Крестового Похода Легион Альгорна шёл позади основных сражений и завоеваний, его катафалки несли смерть и тьму. Там, где восставшие города пытались вернуть языческие ритуалы и автономию власти, четырнадцатый легион являлся железным молотом империи, который разбивал сопротивление.

«Что значит свобода, если она рождается в крови и страхе? Я — не палач, я — уравнитель. Каждый, кто осмеливается поднять восстание, обречён быть уничтоженным. Это не жестокость — это порядок»,
— звучал голос внутри него, холодный и непреклонный.

Экипажные катафалки, тянущиеся, как тени смерти вдоль улиц, стали предвестниками кошмара. Устланные гобеленами из кожи с номерными знаками XIV, лицами тех, кто бросал вызов режиму, отчаянные и обреченные, на которых было вырезано предатели и изгои. Город знал: когда появляется XIV легион — ночь не заканчивается. А если наступит она, выжившие будут молить о забвении, которого не будет. Для городов, что вздумали бросить вызов имперскому порядку, это означало начало кошмарных и беспросветных ночей — ночей, когда кровавый вихрь расправы мог унести жизни тысяч. В подобные ночи улицы становились ареной нещадного уничтожения, и бунтовщики исчезали, как тени при рассвете, оставляя после себя только пепел и кровавые останки.
Кровь и страх прокатились эхом по землям Центерума, Гхюгельхага, Юргундии. Слухи о бесстрашных и беспощадных стражах Империи, Уходящих в Ночь, обжигали умы жителей всех бунтующих земель. Рассказы о них становились легендами, что вызывали трепет и безраздельный ужас у каждого, кто думал о неповиновении.

Граннбургское затмение

Небо над Граннбургом мрачно затянулось тучами, будто само время замерло в ожидании. По главной улице медленно катились тяжёлые катафалки XIV-го легиона, их гобелены с орденской символикой колыхались под зловещим ветром. Среди них ехали дампиры — хладнокровные тени в стальных доспехах, молча готовые сеять смерть.
На площади, среди забрызганных кровью мостовых, стояла Элиара — дочь вождя Малого Дома, чей взгляд горел как ледяное пламя. Она наблюдала за приближением легиона с чувством обречённости. Рядом с ней — старый офицер, склонившийся к ней тихо:
— Они придут с тьмой, — проговорил он с усталой тоской. — И не будет пощады.
— Мы сражались не ради пощады, — ответила Элиара, сжимая рукоять кинжала. — Но для чего тогда жива эта кровь? Для чего свобода, если за неё приходится платить так дорого?
Внезапно по городу прокатились выстрелы, гром пушек и свист болтов разорвали воздух. Катафалки окружили, но именно в этот миг над городом опустилась тьма — густая, плотная, как сама бездна. «Собор Вечной Тьмы» — флагманский катафалк эпиллиарха Уходящих в Ночь — подъехал к центру площади, и в его тени будто растворилась вся надежда.
С крыш слетели дампиры, с неимоверной скоростью превращая улицы в кровавый лабиринт. Никто не видел их приближения — они были как смертоносные тени, вырванные из самого мира ночи. Могучие воины гарнизона, некоторые из них в тяжелых доспехах были разорваны в клочья всего за пару мгновений, некоторые из империанцев 14-го двигали не только как тени, они были тенями, что невозможно задеть или проткнуть.
Издалека, почти шёпотом, доносились слова Альгорна — хозяина этих теней:
— Власть не спрашивает согласия. Она берет то, что ей принадлежит.
Элиара, истекая кровью, смотрела, как её люди падают, не в силах противостоять неведомой силе. В её сознании всплывал философский монолог — о том, как хрупка жизнь и как легко смерть становится единственным законом в этом мире:
«Свобода — это иллюзия, подаренная смертным, чтобы они могли забыть о своей неминуемой участи. Но даже в цепях страха душа ищет свет — хотя бы на мгновение, хотя бы в тени ночи…» Когда улицы были очищены, и мрак рассеялся, легион снова собрался в свои экипажи. Но в глазах Элиары горела не только боль поражения, но и обещание — обещание того, что однажды, возможно, тьма уйдет, и настанет новый рассвет.
Поток времени перестал существовать для Элиары. Каждое мгновение растягивалось до бесконечности, когда вокруг неё шли последние схватки, последний крик и последний вздох. Она пыталась подняться, но руки — тяжёлые и холодные — предали её, а в груди пульсировала боль, словно огонь, который пожирал изнутри. Вокруг — огонь, дым и трупы, смешанные с криками отчаяния.
— Не сметь сдаваться… — прошептала она себе сквозь сжатые зубы, но понимала, что это было тщетно.
Её взгляд застыл на силуэтах дампиров — хищных тенях, которые не знали пощады. Их глаза, подобно ледяным факелам, горели в ночи, а движения были быстры и смертоносны, словно сама смерть танцевала среди живых.
Вдруг к Элиаре приблизился один из них — лицо скрыто под маской, но в его жестах читалась суровая безжалостность.
— За что… — выдохнула она, когда холодный клинок пронзил её тело, другая рука вырвала ее сердце.
В этот момент её сознание наполнилось отголосками прошедших дней, воспоминаниями о семье, доме, свободе, которую они так и не смогли сохранить. И среди этих мрачных теней в её душе вспыхнул последний проблеск света — надежда, что её смерть не будет напрасной.
Вместе с ней пали и все, кто последовал за ней — воины Малого Дома, прежние стражи Красного Престола, теперь опозоренные и обречённые. Их тела падали на холодные камни улиц, вплетаясь в кровавый ковер, который остался свидетельством этой страшной ночи.
«Ночь — не просто время. Это состояние души. Там, где свет погибает, рождается истинная сила. И в этой тьме я — судья и палач, молчаливый страж забвения», — прошептал он.
Граннбург погрузился в безмолвие, нарушаемое лишь шорохом плаща и шепотом ветра. Легион Альгорна стоял среди руин — холодный, немилосердный, воплощение тьмы, которая поглощала всё живое. И в этом мраке, в самом сердце уничтоженного города, зародилась легенда — легенда о Уходящих в Ночь, чей приход означал конец для каждого, кто осмеливался восстать.

Заложники будущего

Все города и регионы пали под железным сапогом Империи, а Легион Альгорна занял в этом кровавом режиме особое место. Четырнадцатый легион стал не просто палачом — он закладывал основы будущей инквизиции, что явит миру свою мрачную справедливость лишь через полвека.
Где бы ни появлялись погребальные катафалки, с гобеленами и гербами легиона, там рассеивался страх, а нежелание покоряться сменялось безумным трепетом. Уходящие в Ночь стали не просто именем — они превратились в легенду, в страшное предание, что не даст бунтовщикам поднять голову.
Так рождалась и плотно вплеталась в ткань Империи история Легиона Альгорна — истории о ночных тенях, что разносили смерть и покорение по всем её землям.
Так продолжалось десятилетия военных походов, когда покорялись новые земли, Уходящие в ночь, тенью легионов-завоевателей проходили по тем землям, которым казалось, что у них есть толика надежды вернуть старый мир и порядки, но все всегда заканчивалось тщетно с пришествием целых обозов сумеречных катафалков смерти.
Победы Легиона Альгорна были жестоки, но неотвратимы. Войны, пожирающие города, кровь, проливаемая без пощады, — всё это формировало легенду Уходящих в Ночь.

«Они боятся меня не за то, что я убиваю, а за то, что я делаю это молча, без жалости и сожалений. Я — не герой, я — конец для тех, кто забыл закон. В конце каждой ночи — моя тень»,
— завершал Альгорн свои мысли, глядя на пепел и горящие города.

Галан-Талос. Прах и Врата, 921 год ЧЭ

Земли Центерума, Горы Чернорогового Хребта, река Фирентия. Место, где однажды пала дружба. Место, откуда взошло проклятие.

Проклятый город под лунной трещиной

Галан-Талос — один из древних городов-жертвников, основанных во времена Долгой Ночи. Он стоял на кровавом узле — месте, где земля истончалась, и нечто из иного мира касалось этого края. Жрецы города, носившие черепа великанов как маски, называли себя Хранителями Плетений. Их учение было древнее Империи, и суть его — собирать кровь мира, «чтобы Узор вновь обрёл плоть». Говорили, они вырезали песни на шкурах убитых врагов, а их башни из чёрного дерева выли ночью сами по себе.

Призыв

Альгорн, тогда ещё командующий Западной Линией, был призван Эдригаром, чтобы искоренить зло, прорастающее сквозь скалы. Лес вокруг Галан-Талоса умер. Дети в деревнях рождались с голосами зверей, реки шли вверх по течению, кровь сама вытекала из сосудов. Фогарт Хтурн постановил: Галан-Талос — врата. Их нужно закрыть кровью.

Возражение Люциана

Люциан фон Сангрим, в ту пору первый башар Альгорна, встал против.
— Мы не понимаем их. Их вера — не наша, но они не напали.
— Мы не можем убивать древность лишь за то, что она пугает.
К тому времени Люциан проникался разным культурам всех западных земель континента, его сердце размякло и он стал впускать в себя жалость к иным расам, что было не позволительно особенно в его легионе, на месте первого башара. Его долг требовал убить всю симпатию и милосердие.

Сожжение

В полночь башни Галан-Талоса были охвачены кровавым пламенем.
Жрецы стояли в кругу, вывивая из себя внутренности, принося их в дар в воздух, что гудел от невидимого рога.
Когорта Альгорна вошла в город по пояс в крови, среди поющих камней, среди волн проклятий, что срывали кожу.
Люциан не участвовал. Он стоял за пределами холма, и ненавидел то, что происходило, но злость на своего эпиллиарха, не то, что должен испытывать первый башар легиона, он должен понимать и исполнять приказ. Он видел, как одна из башен горела синем пламенем, и в нём кричало что-то знакомое — как голос Альгорна, но искажённый.

После

На утро от города осталась лишь воронка, полная пепла и старых рун, вырезанных в кости земли.
Люциан подошёл к Альгорну, чья броня была покрыта пеплом и засохшей кровью, и сказал:
— Сегодня ты выиграл. Но ты отдал победу… за правоту, которая не твоя.
— Я буду помнить этот день.
— Ты разрушил не врага, а зеркало. Твоё собственное.
Альгорн ничего не ответил. Но ночью его слышали, как он говорил на незнакомом языке во сне, и тени в его шатре двигались сами.

Крестовые походы, война с Темными Воронами, 922 – 926 годы ЧЭ

Годы кровавых походов и непрекращающейся войны медленно и неумолимо пролегали через каменистые земли Гхюгельхага. Пока элита завоевателей Империи продвигалась вглубь, до густых и мрачных Адофаэрских лесов, Альгорн продолжал вести свой Легион — XIV легион Уходящих в Ночь, — словно призрачный смертоносный вихрь, прокатываясь по северо-западным землям Центерума.
Семь когорт легиона были его сильным костяком, но три из них он оставил в столичных землях под командованием Люциана фон Сангрима — там, где горели очаги бунта и гнилые корни преступности, которые нужно было выжигать дотла. Эти три когорты — словно охранные зубы империи — карали самые яростные поселения и раскалённые от отчаяния города, выискивали зачатки новых заговоров и тщательно устраняли их, еще прежде чем они успевали набрать силу.
Оставшиеся четыре когорты вместе с самим Альгорном влекли свой черный путь через "Холмов Град" — так называли эти земли местные, подчеркнуто называя их беспокойные холмы, словно сама природа была вынуждена хранить здесь свои тайны и страхи.
Каждый город с его тесными, запутанными улочками становился для легиона ареной безжалостного правосудия, которое Альгорн уже давно воспринимал как тяжелую рутину — серая и гнетущая скука, где не было места для настоящей борьбы, для настоящих отчаянных.
Но затем, когда он пересек границы Ялмира, открылось нечто иное — мрак культур и жестокий культ Ворона, плотно укоренившийся в этих землях, где смешивались дикие кенку, полуэльфы, тифлинги и северяне — беспризорные души, обманутые судьбой, объятые религией жестокости и мрака.
И тут, в этих запрятанных за холмами и тенями долинах, начали появляться новые враги — хитрые, коварные, словно ночные хищники. Кенку с их жестокими когтями и бесчеловечным криком, с помощью полуэльфов и тифлингов, начали плести свои сети интриг и диверсий. Они вставляли палки в колеса легиона, устраивали засаду там, где казалось бы, не должно было быть опасности.
Альгорн, чей гнев уже давно стал легендой, рвал их ряды с такой яростью, что кровь народов Гхюгельхага теперь текла по рекам так же густо, как и страх в сердцах его врагов. Но самым мерзким открытием для него стали последователи Культа Ворона — отвратительные, смешанные существа, скрещённые с дикими воронами, уродливые и чуждые человеческой природе. Альгорн смотрел на них с отвращением — эти язычники, с их черным ритуальным безумием, казались ему проклятыми. Ни он, ни его солдаты не желали иметь с ними ничего общего, даже если кровь их была окровавлена той же битвой.

К 923 году сопротивление обрело новую силу — не просто отдельные банды, но организованные силы, возглавляемые героем, который быстро стал легендой — Германдусом Крейгхом. Этот человек, словно живой символ восстания, собрал вокруг себя верных и устроил защиту для Ялмира и окрестных городов и селений, за десятилетия он возвел свою легенду, став полубогом для этих земель. Его последователи — вервороны — ударная сила, что не уступала даже легиону Альгорна в хитрости и жестокости.
Вскоре начались кровопролитные стычки — жестокие, мрачные, как сама ночь. Темные Вороны устраивали облавы на Уходящих в Ночь в узких переулках, вырываясь из теней и исчезая так же стремительно, как появлялись. Эти нападения становились оскорблением для XIV легиона и их башаров, они провоцировали на жестокие ответные рейды. Но темные вороны хорошо знали свои земли — в долинах между селениями и городами, вдали от узких городских улиц, они разбивали легион по частям, устраивая ловушки и диверсии.

Всего несколько отрядов Темных Воронов хватило, чтобы сорвать походы Уходящих в Ночь, словно скрытые змеи они проникают в планы Альгорна, нанося удары из тени. С каждым столкновением кровь лилась всё реже, но боль и жестокость росли, пока основные силы империи не достигли Ялмира и не объявили о появлении нового эпиллиарха — Германдуса Крейгха, и его нового легиона — Темных Воронов.
Альгорн, чье сердце уже давно было из закаленной стали, с уважением смотрел на упорство своих противников и на стратегию Германдуса, который умело управлял своими войсками и обладал знаниями, достойными настоящего полководца. Однако взаимного уважения между легионами не было: между Уходящими в Ночь и Темными Воронами царила вражда и скрытая ненависть. Они были двумя тенями одной империи, двумя сторонами одной мрачной монеты — секретные силы, которые никто в империи не мог себе позволить игнорировать.
Именно это тайное соперничество породило некую связь между ними — узел, связывающий их судьбы и будущее Империи.
В этот узел вплелся Свэйн Зариксон, башар-командующий второй когорты, человек, чья лояльность Альгорну была непоколебимой. Свэйн не просто выполнял приказы — он стал тайным глазом и ухом Альгорна внутри самого легиона Темных Воронов. Через него Альгорн получал сведения о перемещениях и планах противника, его секретные письма становились ниточкой, держащей баланс в этом кровавом сплетении.

"В этой войне, — размышлял Альгорн в ночной тишине своего шатра, — мы — не просто палачи и защитники порядка. Мы — тени, которые охотятся друг на друга, готовые разорвать всё живое, лишь бы не уступить другому из нас, те кто идет по краю между светом и тьмой, готовые сожрать друг друга. Но в этой борьбе, в этом бесконечном мраке, только один закон — выживание сильнейших. И я — та тень, что никогда не отпускает добычу".

И пусть между легионами царило непримиримое соперничество, у каждого из них была своя тьма — и именно в этой тени их судьбы сливались в единый мрачный хор Империи.
За время преходящего периода с 927 по 934-й год, Альгорн продолжал поддержать деятельность своего легиона, и также наращивал численность легиона, повышая его уже до 9 когорт. С 927 по 933 годы неумолимая волна войны смыла покой царства дварфов — Андаина. Эдригар, как неумолимый гром среди ясного неба, развернул своё наступление, и именно в эти смутные годы Альгорн впервые ощутил, как его силы начинают угасать, словно свеча на ветру. Легион — его кровавое дитя, его тень и меч — продолжал безжалостно разрывать внутренних врагов империи на части, но сам он ощущал, что невидимые нити контроля и власти постепенно ослабевают.
Тогда он почувствовал это, забытые воспоминания стали возвращаться к нему, восточные земли, некогда твердые и непоколебимые бастионы Заллимановского Течения, стали трещать по швам. Там, где когда-то стояли крепкие стены, теперь процветала тьма — под покровом преступности, беззакония и языческих культов. Вера, которую Альгорн и его братья с оружием и кровью воздвигали в угоду своей Империи, была предана и забыта. Этот разрыв разрывал сердце эпиллиарха тьмы, который видел, как плод своих завоеваний гниёт изнутри.

Ночной Кошмар Империи, 934-945 гг. ЧЭ

Свэйн Зариксон, башар Темных Воронов тайно сообщал Альгорну то, что ненависть и презрение в других легионах растет к повелителю четырнадцатого легиона, но того это не волновало, он был одержим одной конкретной мыслью, пожирающей его последние годы, видения будущего или уже минувшего стали посещать его, такого он никогда не припоминал, но началось это очевидно с появления ангела в столице, Валемар оказывал свое неземное влияние на всех магов и уж тем более самих эпиллиархов. Видения Альгорна были ужасающими для него, восточные земли - Руфанорские Ветви, Фласхагель, Рейвенфолт, все они гнили и разъедались, все труды и подвиги были затеряны во времени и забыты. Все рушилось.
Когда в 936 году Эдригар возглавил поход на юг, Альгорн, словно предчувствуя собственный конец, решился на отчаянный шаг. Он оставил Люциана, первого башара, за главного в своем легионе. Оставив свои боевые одеяния и гербовый плащ, он окунулся в тень, скрывшись под серым, выцветшим плащом гражданского — и отправился один в те земли, что некогда были его — его старые владения, его забытые города. Это был его поход, пройдя и проехав тысячи километров, он проводил своим взглядом сотни гор и лесов, возвращаясь на восточные земли, с одной простой целью, узреть воочию наследие его и братьев. Увиденное было отвратительно для него.
Он шел по узким, тёмным улицам, скрываясь в тени, слушая шёпоты ночи и скрежет незаметных крыс под ногами. Мир, который когда-то покорился его железной воле, превратился в пламя и разложение. Города утонули в бездне преступности и распада, их улицы пронизаны смрадом гниющей веры и шёпотом языческих богов — темных и диких. То, что Альгорн возводил как знамя, был разбит на тысячи осколков, и каждый из них жег глаза, словно рана на его душе.
Где-то глубоко в груди росла ярость — не только гнев к врагам и мятежникам, но и к самому себе, к тому, что он не сумел удержать своё творение от падения. Он осознал, что возвращается не как спаситель, а как призрак, что приносит с собой тьму и смерть.

Самым больным было видеть, как его товарищ по оружию и крови предал их общие идеалы. Протекторат Бальтазара был осквернен, полностью изменившись, он должен был поддерживать порядок и подготавливать земли к приходу империи, однако он пал. Учение Бальтазара и его префектов было уродливым, поклонение темным божествам, размножение эпидемий и преступности, Бальтазар забирал всю власть себе и делил ее с своими сюзеренами, его Протекторат диктовал новую монархию, на подобии Тифлингской. Культ Клыка преобразовался в поклонение Бальтазару и вампирам Протектората Рейвенфолта. Бальтазар отринул свое происхождение, все больше становясь вампиром, он поглощал кровь не для деяний, а для удовольствия, и вся его политика была таковой, его культ вампирского, вурдалакского гедонизма превзошел все остальное, он изменился. Все дампирские отродья изменились, уподобаясь нежити и чудовищам, с которыми должны были бороться. Как-то Альгорн сам присутствовал на одной из речей Бальтазара, после чего Сумеречный Клык потерял последнее желание изменить своего друга, он пообещал себе вернуться и уничтожить все капища Бальтазара. Месть Уходящих в Ночь будет ужасной.
Альгорн смотрел как Руфанорские Ветви и Рейвенфолт заполнились чудовщами, аберрациями и темными эльфами, культы и фракции, что уничтожались под корень в землях империи. Альгорн видел свою судьбу и она его приведет сюда в будущем.
Вернувшись в 937-м году, Альгорн встретился с Эдригаром, словно два старых зверя, ощутившие запах крови, он не стал отчитываться отцу, он не собирался больше этого делать, но и отец не заставлял его и как будто не интересовался. Но в душе Альгорна разгорелся страшный конфликт — между отчаянием и неистовой жаждой возмездия, что пылала в нём словно разъедающий огонь. Империя, чьим возрождением он жил и дышал, стала лишь жалкой тенью былого величия.

Диалог между Альгорном и Заллиманом
Ночной кошмар Империи
Вечерние сумерки мягко окутывали столицу Империи, погружая её в багрово-фиолетовую дымку, словно сама ночь устилала землю своим бархатным покрывалом. В сердце величественного дворцового комплекса, на широком мраморном балконе, венчающем один из величественных залов эпиллиархов, стояли два могущественных воина Империи — Альгорн и Заллиман.
Балкон был отделан золотом и инкрустирован драгоценными камнями, чей блеск отражался в последних лучах заходящего солнца. Вдали сияли купола дворцов, сверкая хрусталём и резным серебром, а вдоль улиц, вымощенных чёрным мрамором, зажигались тысячи фонарей, источая аромат ладана и розмарина. Тонкий ветерок, приносивший свежесть вечернего сада, играл складками плащей, наполнял воздух шепотом листвы и далёких песен уличных музыкантов.
Заллиман, эпиллиарх VIII легиона — Вестников Зари, стоял, вперив взгляд в далёкие звёзды, словно ища в них ответы, которых не давали ему стены дворца. Его лицо было маской спокойствия, но глаза скрывали бушующую бурю.
Альгорн шагнул вперёд, нарушая молчание, его голос резкий и безжалостный, как лезвие клинка.
Альгорн скрестил руки на груди, его взгляд холоден и остёр, как клинок, отражённый в стеклянной чаше, стоявшей на каменном парапете. Заллиман напротив, стиснув губы, с трудом скрывал раздражение и внутреннюю бурю.
Заллиман (резко, чуть сдавливая губы):
— Альгорн... Ты приносишь в этот дворец свою тень, как чуму, и я не желаю слушать твоих жалоб. Сколько можно мучить этот вечер своими разговорами? Уйди, пока я не приказал тебе выйти!
Сквозь широкие арки балкона пронесся порыв ветра, слегка покачивая свисающие с крыши драгоценные колокольчики, чей тихий звон разрезал вечернюю тишину.
Альгорн (спокойно, но с жёсткой настойчивостью):
— Ты хочешь затушить этот огонь в себе, спрятаться за каменными стенами и обетами, что сам же возложил? Я вернулся из восточных земель, Заллиман. Там, где мы мечтали воздвигнуть Империю, — теперь царят хаос и мрак. Вера изжита, преступность плодовита, языческие боги вновь подняли головы. Что скажешь на это ты, эпиллиарх Вестников Зари? Будешь ли ты молчать дальше или покинешь свои цепи ради правды?
Заллиман отвернулся, сжав кулаки, его пальцы едва не врезались в мраморные перила. Лёгкая тень билась на его лице, и в глазах зажёгся жар, едва сдерживаемый гнев.
Заллиман (шепотом, с ненавистью):
— Я не хочу слышать ни о твоих возвращениях, ни о твоих страданиях. Твои слова — яд, что разъедает моё терпение. Мои клятвы — моё оружие, и я не предам их ради твоих грёз.
Ещё один порыв ветра, чуть сильнее прежнего, сорвал с одного из фонарей маленькую тканевую ленту, которая закружилась в воздухе, словно символ их шаткого диалога.
Альгорн (твердо, с едва заметной болью):
— Ты боишься. Боишься того, что мир, который ты поклялся защищать, уже умирает. Ты скрываешься за клятвами, но они — твой крест. Я видел, как в твоих глазах горит желание вернуться на восток, чтобы исправить всё. Почему ты не идёшь? Что держит тебя здесь, в этой золотой клетке?
Заллиман резко обернулся, голос его прорезал тихий вечер, словно раскат грома.
Заллиман (срываясь, едва сдерживая слёзы и ярость): — Ты не знаешь, что значит держать слово, Альгорн! Твои слова разрывают меня на части, но я связан с Империей, с её народом, с её судьбой! Я не могу предать то, что свято для меня, даже если это значит умереть внутри!
Альгорн сделал шаг ближе, огонь в его глазах стал жестче.
Альгорн (шепотом, но с убийственной силой):
— Тогда знай: этот внутренний разрыв — это твоя правда. Ты не свободен, Заллиман. И рано или поздно тени, что я принёс с востока, найдут дорогу к твоему сердцу. Ты — пленник своей ненависти и своей любви к Империи. Но не будь слепцем. Мы оба — лишь орудия на доске судьбы. Выбор за тобой.
Заллиман шагнул назад, выставляя перед собой руку с серебряным мечом, блеснувшим в последнем солнечном свете.
Заллиман (с ненавистью и угрозой):
— Хватит! Я не позволю тебе манипулировать мной, Альгорн. Уходи, пока я не прикажу своей охране выставить тебя из дворца!
Лезвие мелькнуло, и резкий порез ощутимо задел плечо Альгорна. Кровь медленно стекала по ткани, словно тёмная метка.
Альгорн (усмехаясь сквозь боль, отступая в тень):
— Это ещё не конец, Заллиман. Мы встретимся вновь. И тогда ты уже не сможешь отвернуться.
Он растворился в полумраке, сквозь арки открываясь ночному небу, где звёзды начали мерцать, словно приглашая к новой битве — битве душ и воли.

Появление Нозреуса, Владыки Ночи

В ту ночь, когда тьма была самой густой, он вышел на улицы имперских городов — один, без знаков отличия, без пощады. Каждый удар меча, каждый взмах его руки стал воплощением кошмара для тех, кто попадался на пути. Его насилие не знало границ, а боль жертв была сладкой музыкой для его сердца. Он не делил врагов и союзников, ведь мир, по его убеждению, заслуживал только хаоса и разрушения. Он стал ночным ужасом, который владел улицами, угрожая тем, кто осмеливался дышать в свободных городах. Его глаза горели холодным огнём безумия и решимости. Для него тьма — это дом, и в ней он нашёл свою новую суть. Имя Сумеречного Клыка вернулось на улицы и уста смертных. Также церковь вручила имя ночному потрошителю и кошмару империи – Нозреус демон, Владыка Ночи, имя что мог узнать любой из эпиллиархов, но никто из них не стал бы что-то делать с этим.
Альгорн перестал быть просто командующим — он стал воплощением разрушения и страха, тем, кто вверг целые города в бездну ужаса. Его имя шептали с ужасом, а сами улицы, казалось, затаили дыхание — предчувствуя возвращение ночного кошмара, что несёт с собой смерть и тьму.

Последствия Совета При Маухуре, Восточный Крестовый Поход и дальнейшая трагедия

Совет при Маухуре — раскол внутри империи

После сокрушительной победы над Черным Легионом и с помощью тифлингов-чародеев был созван Совет при Маухуре — событие, призванное определить дальнейшую судьбу Империи в вопросах магии, мутантов и расовых границ. Альгорн, страстный сторонник расширенного использования магии, выступал против консерваторов — Заллимана, Гиленмара и Саймара, которые видели в магии угрозу стабильности и чистоте Империи.
Этот Совет стал переломным: позиция Альгорна не просто вызвала споры — она углубила пропасть между братьями. XIV и VII легионы, ведомые соответственно Альгорном и Заллиманом, начали конфликтовать не только на поле боя, но и в политических интригах. Война среди братьев подрывала мораль и дисциплину Империи, что в итоге отразилось на ходе Восточного Крестового Похода — важнейшей военной кампании того времени.

Восточный Крестовый Поход и возмездие Дампирских отродий

В 949 году Альгорн, возглавив XIV легион, тайно проник в Валинхолл — один из городов Восточных земель, где поднялось сильное сопротивление Империи. Он рассчитывал на внезапность, но был обнаружен Фогартом Хтурном, правителем города. Попытка компромисса между ними провалилась: Альгорн требовал абсолютного подчинения, жестоких казней и устрашения — он превратил Валинхолл в выжженную пустошь.
Далее он двинулся в Мохарию, где устроил настоящую резню, уничтожив весь город и его жителей. Эти действия были актом безжалостного возмездия за измену и предательство Империи. Попытки противостояния, как у XII легиона Кровавых Чемпионов под командованием Деймоса Гримма, не остановили его — Альгорн заявлял, что никто не должен мешать его пути.
С 950 по 951 год XIV легион шёл по Ночным землям Рейвенфолта, оставляя за собой смерть и разрушения, подрывая остатки стабильности и разжигая ненависть.
Здесь в восточном походе разгорятся серьезные конфликты в Руфанорских Ветвях и Рейвенфолте. Разлад четырнадцатого легиона и месть Бальтазару будут кровавыми банями, и все прежние стычки битвы Уходящих в Ночь были лишь прелюдией.

Протекторат Бальтазара, эпидемия Тамидиуса, разлад и междоусобицы легиона, 949–951 гг. ЧЭ

Когда Альгорн вернулся вместе с легионом в земли Фласхагеля, он проник в Валинхолл — город, где стоял легион Императорских Кобр. Здесь столкнулись две мощные силы: Фогарт Хтурн, готовый объявить Альгорна вне закона или склонить к темным ритуалам, и Альгорн с его башарами, отреагировавшими немедленно и жестоко. Началась резня — улицы Валинхолла заливались кровью, трупы гнили под тёмным небом, стены были украшены внутренностями и кровавыми знаками. Город превратился в жуткую картину ужаса, символ разрушения и безумия.
После этой резни Альгорн перегруппировал легион и стал скрытно перемещать части войска в земли Рейвенфолта, опасаясь реакции Империи. В пути он получил тревожные вести от Свэйна из Азумгада: чума Тамидиуса распространялась, наполняя земли безумием и страданиями. Население сходило с ума, дампирские отродья безумствовали, культы тёмных богов и эльфов-дроу крепко держали власть. Первые когорты во главе с башарами — Люцианом фон Сангримом и Малахаем — вошли в Протекторат Бальтазара и начали отчаянные сражения с дампирскими тварями и их предводителями. Они казались на грани победы, но обман оказался роковым: одна когорта пала под влиянием самого Бальтазара. Люциан, сражаясь до последнего, попал в ловушку и пал, а часть его отряда перешла на сторону врага. Малахай, чудом уцелевший, бежал к Альгорну, чтобы донести горькие вести.
Тем временем города, ожидавшие спасения от безумия XII легиона и тьмы Ночных Земель, были потрясены — XIV легион, вместо избавления, сеял смерть и разрушение, превращая населённые пункты в кровавые руины. По улицам текли реки крови, а на стенах висела снятая с живых людей кожа. Вальтер Кизариц, башар 6-й когорты, отличался особой жестокостью, наслаждаясь страданиями жертв. Добравшись до Ночных Земель, XIV легион столкнулся с неимоверным сопротивлением — дампирские отродья, культы темных эльфов и чудовища мира теней вступили в бой. Битвы были жестокими и кровавыми, каждая когорта таяла в крови и огне. Малахай пал, сражаясь в этих кошмарах, однако Люциан объявился в подконтрольных легиону областях, он выжил, вернулся к своему повелителю на удивление с почти целой когортой, одних из самых верных слову Сумеречного Клыка, как когда-то отряд дампирских отродий.

950 год ЧЭ. Южные холмы под Гал-Ольцем. Граница Протектората Бальтазара. Осень. Дым и кровь.

День клонился к вечеру. Болотистые земли у подножия холмов уже проваливались под тяжестью тел. Вздыбленная грязь, расколотая от артобстрела, парила испариной гниющей плоти. Небо было низким, как потолок гробницы, солнце сдавлено пеплом.
Альгорн стоял на валуне, покрытом пеплом и пепельником, из которого били осенние смерчи. Его клинок был опущен, а взгляд — тяжелее меча. За спиной шевелились когорты XIV легиона — усталые, но несгибаемые. Впереди лежал последний бастион Протектората — Башни Рединта, чертог Бальтазарова сопротивления.
Сзади раздался ритмичный шаг.
Люциан фон Сангрим.
Герб чёрного грифона на багряном фоне.
Лик как у статуи с кладбища королей — а в глазах уже тогда затаилось нечто чуждое.
Он встал рядом.
— Всё это — ради чего? — спросил Люциан, не оборачиваясь.
Альгорн молчал. Он знал — слова ничего не изменят. Они уже были на пороге чего-то ужасного.
Люциан продолжил:
— Бальтазар обещал нам освобождение. Ты — очищение. А я вижу только пепел, черви, и братьев, что едят друг друга по ночам. Альгорн опустил глаза.
— Ты говоришь, будто чужой.
Люциан усмехнулся:
— Я — чужой, Альгорн. С того дня, как ты сжёг Галан-Талос. С того дня, как ты позволил теням жить в себе.
Он шагнул назад. И в том мгновении вся первая когорта XIV легиона — солдаты, присягавшие Альгорну — развернули копья в его сторону. Предательство было быстрым, хищным.
Люциан фон Сангрим восстал.
— Протекторат больше не враг. Ты — враг. Ты — Падший Клык.
Он взмыл клинок в небо. И тут же — в воздухе вспыхнула печать чернокнижника. Багровое пламя, клеймо, давно запрещённое Маухурским Советом. Сангрим заключил сделку. С кем — не сразу стало ясно. Но силы его уже не были людскими.
— Ты хотел, чтобы мы ушли в ночь?
Я выведу нас на заре — но без тебя.
Война снаружи обратилась вовнутрь.
XIV легион раскололся.
Битва за Рединт превратилась в бой за души. Солдаты крушили друг друга под крики преданности — кто Бальтазару, кто Сангриму, кто безмолвной смерти.
Альгорн — не убил Люциана тогда.
Он дал ему уйти.
Не из жалости — из страха.
Страха, что тот был прав, хотя бы на волосок.
Позже, Сангрим исчез. Его когорта растворилась в болотах. Кто-то шептал — он ушёл в Осквернённые Пределы и стал князем культа. Альгорн же с того дня стал тенью самого себя.

950 год ЧЭ. Раскол XIV-го

На фоне этой магической мясорубки, Люциан фон Сангрим, до тех пор молчаливо верный, вознёсся как альтернативный вождь. Его речи были жгучими: он говорил о преданности без милосердия, о новом порядке, где легион сам станет законом.
Он объявил, что Альгорн стал "омраченным", позволив тени Рейвенфолта проникнуть в себя. Он обвинил и Бальтазара, и Альгорна в едином грехе — измене левонсийскому сердцу, но предлагал иной путь, путь крови и контроля.
Треть XIV легиона перешла к нему.
Он убил башара четвёртой когорты — Бастарда Кера — прямо на совете командиров.
С этого дня легион воевал сам с собой.
На холмах Сайр-Марта у реки Ноктилария, Альгорн и Бальтазар сошлись в смертельной схватке. Под влиянием Бальтазара Альгорн начал превращаться в чудовище — его тело изменялось, появлялись крылья летучей мыши, уши удлинялись, но он смог подавить тьму внутри себя. В последнем бою он убил самого Бальтазара, разрушив его протекторат и власть.

Осень 950 год ЧЭ. Падение Сангрима, Ноксмир

Люциан, окопавшийся в Башнях Сольдена, уже не был человеком. Он проводил кровавые темные ритуалы на своих солдатах. Его когорта называла себя Сынами Левонии, но под их масками — раскрытые черепа, из которых росли кости чуждых зверей.
Альгорн привёл остатки своих когорт на стены Сольдена. Битва была абсурдной: тени Рейвенфолта, вызванные им, сражались с плотью, заражённой демоническими симбионтами. Когда Альгорн пробился в зал Трона, Люциан уже ждал. Без шлема. Обезображенный.
— Всё, чего ты боялся, — сбылось.
— Всё, что ты предал, — я сохранил, — прошипел он.
Они дрались четырнадцать минут.
Сквозь огонь, обвалы, плоть, дрожащую от напряжения эфира.
В конце — Альгорн проткнул Люциана своим клинком, а затем вбил его же голову в зеркальное стекло трона.
Он остался один.
Очищенный.
И проклятый.
Затем XIV легион принялся истреблять фракции темных эльфов и их культы. При помощи Вальтера и других приближённых началась резня нечестивых и аберраций мира теней. Эта страшная война стала концом эпидемии Тамидиуса — кровавый след легиона оставил выжженные земли и разрушенные города.
В 951 году Альгорн, узнав о поражении Теофрагнуса и падении Сагунта, решил, что это знак — теперь у него есть полное право расправиться с Заллиманом. XIV легион, продолжив свой путь, встретился с остатками войск Заллимана в Траинграде. Здесь, на поле брани, братья встретились лицом к лицу.

Дуэль у стен Траинграда — Альгорн и Заллиман

Грозовые тучи нависали над горным царством Траинград, и холодный ветер рвал на части знамена, висящие на древних каменных стенах дварфийской крепости. Пыль и пепел после недавних боёв ещё висели в воздухе, смешиваясь с кровавым запахом и леденящим зловонием смерти.
Заллиман, раненый и измотанный, стоял среди останков своего легиона — остатки Вестников Зари — единицы когорт, которых унесла жестокая резня. Его тело покрывали кровавые раны, броня была исцарапана и пробита, а дыхание тяжело давалось после долгой борьбы. Свет, исходящий от него, тускнел, словно мерцающая звезда в буре, но он не сдавался.
Вдали, среди клубов черного дыма, появился Альгорн. Его фигура была окутана сгустками теней, словно сам мрак взял его в объятия. С каждым шагом, казалось, тьма вокруг сгущалась и гнулась, а ужасные крики его врагов, павших от его руки в резне, эхом отдавались в его сознании — они наполняли его новыми силами и неистовой яростью.
Он шагал, неся с собой гибель, его клинок, подобный холодному оскалу ночи, сверкал сквозь мрак.
— Твои дни сочтены, Заллиман, — пронзительно прошипел Альгорн, в его голосе звучал холод безжалостной смерти. — Твоя сила меркнет, а моя — питается страхом и кровью.
Заллиман сжал рукоять меча, на свету клинок горел ослепительным пламенем, лучи которого разгоняли тени вокруг. Его глаза, уставшие, но полные решимости, встретились с бездной в глазах брата. — Ты стал чудовищем, Альгорн, — тихо ответил он, каждое слово давалось с усилием, — но даже чудовище имеет конец.
Внезапно Альгорн растворился в тенях, а затем в стремительном порыве появлялся то справа, то слева, нанося удары быстрые, как вспышки молнии. Тени, что обвивали его руки и тело, шипели и плели сети, стремясь связать Заллимана, но свет вокруг воина пробивал эти темные сети, как острое лезвие.
Один из мощных ударов Альгорна прошёл по плечу Заллимана — броня треснула, кровь брызнула на камни. Но световой клинок Заллимана ответил мощным взмахом — меч вспыхнул ослепляющим светом и прорезал воздух, словно луч света в тёмной пещере.
Альгорн отскочил, призрачные тени отскочили вместе с ним, но едва ли не в этот момент Заллиман почувствовал, как внутри себя что-то треснуло. Страх, усталость и неотвратимость — они проникли в его сердце.
— Почему ты не останавливаешься? — спросил Заллиман, едва выдерживая натиск брата.
— Потому что я — тьма, что пожирает свет, — холодно ответил Альгорн и в мгновение исчез, оставляя за собой только холодный ветер и отблески тёмных глаз.
Когда Альгорн вновь возник перед ним, началась настоящая битва полубогов. Их клинки столкнулись в серии молниеносных ударов, звук металла о металл разносился по скалам, отражаясь эхом в горах. Тени и свет вихрем кружились вокруг, пересекаясь и сражаясь, словно сама ночь боролась с рассветом.
Заллиман старался выдержать удар, каждый его выпад был точен и исполнен грации, словно танец на краю пропасти. Его свет рассекал тьму, но тени Альгорна были изворотливы и жестоки — каждый удар казался смертельным.
В какой-то момент Альгорн, призвав всю силу теней, окружил Заллимана словно коконом мрака, сжимая его словно хищник. Свет Заллимана начал угасать, но в самый последний момент, словно вспышка яркой звезды, он собрал всю оставшуюся энергию и разрядил удар клинком, наполненным светом.
Тени расступились, оставив глубокую рану на груди Альгорна, но он лишь ухмыльнулся — кровь, проливаемая им, лишь питала тьму.
Битва длилась, а судьба легиона и всей Империи висела на волоске.
Грохот столкновения их клинков эхом раскатывался по каменным стенам Траинграда, словно сам горный массив содрогался от свирепой борьбы полубогов. Свет Заллимана, как рассветное пламя, пылал всё ярче, а тьма Альгорна ответила завываниями ночи и шепотами забытых ужасов.
Внезапно, в жестоком лязге, длинный меч Альгорна треснул и раскололся пополам — его клинок, выкованный из темного металла, не выдержал непрекращающихся ударов света и силы Заллимана. Альгорн, отбросив обломок, скользнул в тени, его броня заискрилась, и оттуда выросли кошмарные когти — длинные, изогнутые, покрытые застывшей кровью чудовищ и аберраций из тёмных земель Рейвенфолта. Они шипели и капали ядом, источая запах гнили и проклятия.
— Ты лишил меня меча, брат, — прошипел Альгорн, голос его превратился в мрачное шептание, — но я не нуждаюсь в нём, когда тьма сама — моё оружие. Заллиман попытался отступить, свет вокруг него слабея, но когти Альгорна вспыхнули в ночи, пронизывая воздух леденящим ужасом. В мгновение они метнулись вперёд — быстрые, как ядовитые змеи, они прорезали защиту Заллимана, оставляя глубокие, горящие раны.
Боль взорвалась в теле Вестника Зари, и его свет трещал, словно слабый огонь под ветром. Но даже в агонии он не сложил оружие. — Ты станешь прахом, — прорычал Заллиман, несмотря на боль.
Но Альгорн уже был рядом — когти впились в плоть, их яд пронизывал каждую жилу. Тени окутали тело Заллимана, погружая его в холодный и бесконечный мрак. С последним рывком силы Заллиман попытался нанести ответный удар, но без меча и силы света, который истощался с каждой секундой, это было обречено, первый удар парировал его последнюю попытку…
Второй прошёл по горлу, оставив рваную рану.
Третий... был последним.
Заллиман рухнул на колени, задыхаясь, кровь струилась по светлым наплечникам, мешалась с пылью. Он посмотрел вверх — не на врага. На небо. Последнее, что видел — было облако в форме птицы. — Ты… не понял ничего, — прошептал он. — Ты остался тенью. Навсегда.
Повелитель Вестников Зари, герой Монархий, объединитель Руфанорских Ветвей лежал на холодной земле, захлебнувшись в собственной крови, бездвижно, теперь навеки…
Альгорн… не закричал. Не возликовал. Он стоял над телом, из которого медленно вытекал свет.
И что-то в нём погасло.
Он опустился на колени. Прикоснулся к телу брата. Дрожащими пальцами провёл по мёртвому лицу.
Гнев исчез.
Осталась только боль.
Он поднял тело на руки. Воины Вестников, уцелевшие, не стреляли, не вмешивались. Они смотрели, как он, покрытый кровью, медленно уносит тело в сторону Траинграда.
Он прошёл сквозь разрушенные залы крепости. Сквозь своды, где звучали когда-то гимны Империи. В великом храме, на алтаре Света, он положил тело брата. Положил его меч — сияющий, погасший — на грудь.
Он не молился.
Он просто стоял. Долго. Безмолвно.
И исчез в ту ночь — на север, в земли Фласхагеля, к ветрам и белым равнинам курганов Азумгада. Вместе со своим легионом, что откалывался от своего повелителя по частям.
Вернувшись из Траинграда, он стал молчаливым. Даже самые преданные легионеры XIV легиона — те, кто воспевал его жестокость и жажду крови — чувствовали это: повелитель Уходящих в Ночь начал гнить изнутри.
Он больше не говорил. Только смотрел.
Порой долго стоял у карт завоеваний, не двигаясь. В иных случаях сидел в полной темноте, не отвечая ни на молитвы, ни на доклады, ни на зов своей собственной тени.
Где-то в глубине Альгорн начал осознавать: он стал тем, кого сам же проклинал. Его путь был кровавым, но теперь он больше не знал, ради чего он шел.
Он убил того, кто был светом.
Он отринул отца.
Он предал саму идею Империи.
XIV легион раскололся. Без лидера, без идеи, он стал сборищем забытых фанатиков, изгоев, проклятых. Остатки легиона превратились в Карающую Секту, что молится тьме без смысла, жаждая конца. Большинство дампиров ушло на сторону Горумара и его восстания.
Империя потеряла в нём воина. Даже Эдригар больше не звал его обратно. Его имя стало запретным. Его свитки — сожжены. Его победы — удалены из хроник.
Легенда о нём изменилась. Те, кто помнил его воином, теперь вспоминали его как трагедию. Как великана, раздавленного своей собственной яростью.
Его тени стали беспокойны. Они больше не подчинялись ему полностью, иногда исчезали. Порой они стягивались к его телу, как будто пытаясь вернуть его в какое-то забытое состояние покоя. Он кричал на них, как на призраков.
Сны вернулись. До этого он не спал десятилетиями — кровь левонсийцев и проклятые ритуалы держали его на грани жизни и смерти. Теперь же… он спал. Видел Заллимана. Снова и снова. Видел, как он ломает его меч. Видел, как несёт его в Траинград. И слышал голос — «ты стал тенью без света».
Он начал избегать своих когорт. Отдавал приказы через башаров, не появлялся на ритуалах, не присутствовал при инициациях новых воинов. XIV легион начал распадаться — часть ушла к Горумару, часть погибла в Рейвенфолте, а часть… исчезла в горах с ним.
Альгорн видел только один исход, направиться вместе с остатками к курганам Азумгада, встретить Германдуса и свою судьбу. Совершить акт справедливости над самим собой.

Сумеречный Клык. Падение и Исчезновение. Последняя воля Сумеречного Клыка

Полдень перед Сумерками. Лагерь у подножия Курганов Азумгада. Пепел ещё не падал. Но тьма уже сгущалась.
Альгорн стоял на скале, один.
Позади — погребальные катафалки XIV легиона. Ветхие, мрачные, молчаливые. Их бойцы — бледные, измученные, опалённые мраком. Смотрели в землю. Никто не говорил. Никто не ел. Они знали — они идут туда, откуда не возвращаются.
Перед ним стоял Вальтер Кизариц — высокий, ещё молодой, но уже с глазами, что помнили больше, чем подобает. Его чёрный плащ был исписан древними рунами рода, выжившего в десятке падений.
Альгорн подошёл. Он выглядел, как пророк сожжённого мира. Его броня дышала тьмой, словно живой зверь. Лицо покрывали тонкие следы ожогов — не телесных, душевных. Глаза — без дна.
Он молчал долго. Потом — выдохнул, как приговор:

— Ты не пойдёшь с нами, Вальтер.
Кизариц не отреагировал. Лишь тонко прищурился.
— Это бой твоей крови. Бой Уходящих. Я один из них.
— Ты был. И стал тем, чего Рейвенфолт не примет.
Моё имя сгорело. Моё право утонуло в крови и тенях.
Твоё — нет. Ты будешь последним.
Ты — спасёшь то, что я предал.
Альгорн протянул ему свиток. Печать на нём — личная, кровавая, с проклятием и благословением. Символ законного владыки Ночных Земель.
— Это не просьба. Это последняя воля.
Вальтер смотрел на свиток, будто тот был яд. Потом — на лицо Альгорна. Он хотел возразить. Но в глазах того уже не было жизни. Только ночь.
— Я не могу принять… если ты жив.
Альгорн усмехнулся. Пусто. Беззвучно.
— Я и не жив. Я — отголосок тьмы, которой ты не станешь.
— И ты веришь, что один можешь очистить нас?
— Я не очищу. Я умру, чтобы ты был чист.

Через час когорта Вальтера уже уходила, скрываясь в предвечернем мраке. Ни один не обернулся. Альгорн стоял на утёсе, и его тени вытягивались, как пальцы безысходности. Он не смотрел им вслед. Он знал — они выживут. А сам он обернулся — лицом к Курганам. К смерти. К Варусу. К Крейгху. К приговору.

— Пусть хоть один из нас доживёт, чтобы увидеть, как рассвет не боится тени.

Курганы Азумгада. Сумерки. Пепел и кровь.

Огромные плиты камня, некогда возвышавшие Азумгад как бастион последней надежды, теперь зияли проломами. Курганы были иссечены огнём и когтями. Сквозь густой дым и пепел, разносившийся над залитыми кровью полями, двигались те, кто был уже больше мертвецами, чем солдатами.
Альгорн шел первым. Его броня была чёрной, как разлагающийся мрак ночи. Из щелей между пластинами сочились тени — живые, шипящие, будто звери, желавшие вырваться наружу. Его глаза — два тусклых угля.
XII и XIII легионы, предавшие всё, превратившиеся в демонические отродья, стояли напротив, как гигантская волна безумия. А среди них — Варус, чудовище с телом титана и кнутом из душ павших, Аполлион, Рогатый Душегуб, ходячее проклятие. С ними — Фогарт, искажённый хитростью и ядом слов.
Осада Азумгада была отчаянной. Несколько когорт XIV легиона, уставших, но фанатично преданных своему павшему эпиллиарху, дали бой — и стены дрожали, когда в них врезались демонические мясные тараны. Всё смешалось в кромешном аду: рёв чудовищ, теневые клинки, выжигающий свет магии, и хрипящие мольбы о смерти.

Дуэль под пепельным небом

Германдус Крейгх — в чёрной броне, словно выкованной в самом ядре горы. Он был не просто человек — ворон, титан, облачённый в первородную магию. Над его плечами разворачивались гигантские тени крыльев, словно небесная кара. Его глаза светились белым светом, из них били молнии ярости. За спиной разрывались чёрные перья, от которых трескалась сама ткань пространства.
Он вонзился в ряды демонов, прорубая себе путь, как меч, разрубающий ночь. Его клинок сиял молитвами мёртвых братьев. Когда он приблизился к Фогарту — в грохоте огня вырос Альгорн.
Он молча встал между ними. Его голос, хриплый и обугленный болью, произнёс:

— Суд. Он должен предстать перед Императором. Мы не убиваем без суда. Даже его.
Герман оттолкнул его, глаза полны ярости:
— Ты говоришь мне о правосудии? Ты, чья броня пахнет гниющей кровью младенцев? Он умрёт сейчас.
И они сошлись.

Герман двигался, как буря: удары его клинка были точны, как приговор. Свет искрил, рассекал тени, взрываясь при каждом касании. Но Альгорн… он танцевал в небытии. Его тело исчезало, возникало из мрака, удары приходили со всех сторон. Его тени не просто резали — они вырывали воспоминания, каждое прикосновение будто сдирало с души кожу.
Земля под ними стонала, воздух трещал.
И тогда — Варус. Баал Грелар.
Он упал с неба, как огненный метеор. Из его груди вырвались змееподобные языки пламени, в его руке загудел Кнут Душ.
Дуэль прервалась вмешательством Варуса. Он обрушился, как лавина, попытавшись склонить Альгорна вновь.

«Мы — суть ночи, брат. Прими это. Спаси Фогарта. Прими наше проклятие вновь. Вечность ждет и у Владыки Ночи еще есть шанс пережить эту бурю, встав на правильную сторону.»

Альгорн сделал шаг вперёд — и тогда тьма содрогнулась.
С неба исчез свет. На мгновение он застлал небо чёрной завесой, сквозь которую не пробивались даже заклинания. Воины на поле замерли — многие упали на колени, крича, теряя рассудок. Воины Фогарта рвали себе лица. Легионеры Варуса выблевывали кровь.
Даже Варус — дрогнул. Впервые. Его пламя вспыхнуло, но дрогнуло. Он отшатнулся.
И тогда Альгорн врезался в него.
Тени и пламя. Бездна и преисподняя. Удары когтей — кровь демона испарялась на воздухе. Варус ревел, его рога крушили камни. Но Альгорн, затмив всё, врезался в грудь. Когти из Тени, пропитанные проклятием, разорвали горло Баал Грелара.
Победа. На миг.
Но огненный Кнут Душ обвился вокруг него. Рывок — и шипы прошли насквозь. Мрак содрогнулся.
Альгорн рухнул, кровь — чёрная, как пустота между звёзд, густая, как грех — залила землю.
Германдус врезался в бой. Его клинок в одном взмахе снёс голову Варуса, оторвав её вместе с рогами. Голова демона рухнула с гулом. Земля содрогнулась. С одним рывком он отрубил Варусу голову. И остался с умирающим врагом, другом, чудовищем — Сумеречным Клыком.

Тайна сделки

Альгорн был на коленях. Его кровь — густая, почти чёрная — стекала по его броне. Он поднял глаза на Германуса.
— …Ты мог бы закончить это… сейчас.
— И дать тебе смерть, которой ты хочешь? Нет.
Между ними возник пакт. Альгорн передал Герману Мглистый Кнут, реликвию Варуса. Герман пообещал молчание — и ложь. Он сообщит о смерти Альгорна. Он скроет истину.
— Если я когда-либо вновь услышу твой смех в ночи…
— …ты покончишь со мной. Я знаю. Но сегодня — не тот день.
Альгорн исчез в тенях.

Прах и песнь

Герман похоронил тело, или то, что считал телом Альгорна, в пепельных курганах Азумгада. Легенда о Сумеречном Клыке вошла в историю как трагическая и кровавая. Но в последующие годы... шепот вернулся.
В руинах, в болотах, в ледяных тропах Фласхагеля — заметили фигуру в чёрном, двигающуюся без следа, говорящую с ветром. У стариков болели кости, когда он приближался. У солдат в лагерях начинались кошмары. А в ночь над Курганами слышали... смех.
Тихий. Уставший. Почти человеческий.

Так закончилась история одного из самых мрачных и обреченных сыновей Нетленного Повелителя.

Девятый сын Нетленного, полукровка дампир. Лидер дампирских отродий, баши-эпиллиарх XIV легиона Уходящих в Ночь.

Сумеречный Клык
Полуночный потрошитель
Повелитель ночных земель и дампирских отродий
Баши-эпиллиарх XIV-го легиона Уходящих в Ночь

Нозреус, Владыка Ночи

Children

Remove these ads. Join the Worldbuilders Guild

Entry for WorldEmber 2023

Competition Homepage